Вера, которая пишет его рассказ на видео, содрогается. Но все молчат.

Дмитрий щиплет искусственный ворс ковра.

— Эд как-то… то ли кашлянул, то ли рассмеялся, — продолжает он. — И сказал: «Ну ты даёшь, контактёр! Ты как туда попал-то?» А Олег: «Воду грузил. Как раз принёс бутыль, когда вы рванули. Нервы сдали, Эд? Я понимаю, но надо возвращаться, старик. Жить все хотят, а время идёт».

Дмитрий вздыхает и всхлипывает. Алесь трёт висок, будто там болит:

— Комконовская выдержка у Олега… он ведь не мог не понимать.

Дмитрий смотрит на него, глаза больные:

— По-моему, не понимал. Говорил как с товарищем, у которого сердце прихватило или что-то в этом роде.

— Хотел, чтобы Эд мог сделать вид, что всё это ошибка, и легко её исправить, — говорит Вадим. — Комконовская выдержка, да.

И Вэн соглашается, сразу как человек и как шедми: складывает ладони и опускает голову. Дмитрий дёргает плечом:

— Ну, может быть. Но мне, знаете, было так дико это слышать! Я думал: Олег же не видит, что Эд — с пистолетом! А Лида тоже вышла из кабины, говорит: «Нет, Олежек, не надо возвращаться, поздно уже — да и всё равно все в вездеход не поместятся. Как будут выбирать десять человек, которые поедут? Жребий кидать? Тогда мне точно выйдет умереть: я такая несчастливая…» — и голос у неё сорвался, я подумал: сейчас расплачется.

Вэн кривит губы. Вера сжимает кулаки. Иар брезгливо усмехается. Улэ легонько мотает головой, у людей это значит «как же так?» Но никто не задаёт вопросов — и Дмитрий продолжает:

— Тогда Эд сказал: «Ну и будем считать, что жребий вышел нам — какая разница? Считай, что тебе повезло, Олег. Ты же понимаешь: Боливар всё равно пятьдесят человек не вынесет, а с водой — тем более. А так у нас есть гарантия: мы до вечера доберёмся до карьера, где штатники рылись, там давно брошенная база, на ней остался бункер. В памяти вездехода так, во всяком случае. Переждём — а потом свяжемся с нашими». Олег так ме-едленно сказал: «С на-ашими? Ты сможешь смотреть в глаза Гудвину?» А Эд: «Мои „наши“ — это не Майоров, а Оборона».

Алесь свистит, но не как дельфин, а как птица с Земли:

— А ты?

— Я сидел, как каменный, — говорит Дмитрий. — И у меня волосы на голове шевелились, мне было ужасно жарко — а знобило. Я вдруг понял: кранты мне. Конец. И Олегу. Я услышал, как Лида снаружи ахнула и сказала: «Ничего себе!» А Олег: «Вот даже та-ак?» Больше всего мне хотелось вдавить педаль в пол до отказа — но я, знаете, надеялся… на какое-то чудо надеялся. Наверное, на то, что Олег сейчас Эда уговорит или обезоружит.

В этот момент я начинаю понимать Дмитрия. Он — как любой из нас. Невозможно представить себе, что брат всерьёз может убить тебя. До последнего мига — до самой пули.