Надо было бы тревожиться, а я шельмочку рассматривал, прям вот рассматривал, как диковинку — ничего с собой поделать не мог.

Только сказал:

— Жаль, что нормального человеческого врача нет.

А старуха только усмехнулась:

— Ну и что бы тут понял твой «нормальный врач»? Их учат лечить людей, а у нас худо-бедно три семестра ксенобиологии было, я хоть немного разбираюсь в чужаках. Не переживай, они легко рожают.

То есть они так легко рожали, что просто диву дашься. Оля залезла в воду, прилегла, чтоб поглубже — и раскрылась, как… как я не знаю что. Это место у неё раскрылось, не соврать, как рот. И Ленка вытащила, совершенно спокойно, детёныша в оболочке. Малую минутку они подождали — и Оля открылась ещё раз, чтоб Ленка достала послед. Может, немного крови и было, только кровь у них синяя, и бассейн у нас тоже синий, почти того же оттенка — и непонятно, насколько Оля кровоточила.

Но ей, похоже, не было особенно больно. Она просто напряглась, пока рожала, — и отдыхала, откинувшись в воде, как от бодрой гимнастики какой-то. А Ленка сняла с детёныша оболочку, они вместе с Танюхой перевязали и перерезали пуповину — и детёныш уже вообще не был похож ни на человека, ни на дельфина, а был похож на плюшевую игрушку пушистенькую, с глазками… на мягонького зверёныша, а не на ребёнка.

И он не плакал и не кричал, как человеческие дети, а как-то кряхтел, будто покашливал. И смотрел на всё громадными, чёрными и странным образом внимательными глазами. Не как новорождённый — у людей так и полугодовалые дети не всегда смотрят.

Когда девчонки стали его мыть под струёй холоднущей воды, мне аж заорать на них хотелось, чтоб не застудили, дурёхи, младенца. Но это, оказывается, тоже было для них нормально… и вот что интересно: чем больше они его отмывали, тем больше он распушался. Через пять минут он был невероятно пушистый, белоснежный и пушистый, как самый чистенький одуванчик. Этот его пух, видимо, не намокал, как у гусака перья: девчонки смысли с него смазку, остатки крови, и он превратился в даже на глаз тёплую шубку.

Этот их белёк очень симпатичный был детёныш.

Вообще, так уж устроено, что детёныши славненькие — чтоб мамка умилилась и не бросила. Такие трогательные… хоть телята, хоть котята. Но настолько миленького детёныша я никогда не видел. И как-то странно это вместе смотрелось: мордашечка эта, с носиком-кнопочкой, длинные белые волоски на бровках, как усы, ладошечки с перепоночками, игрушечные совершенно, почти голубые — и умный взгляд, проницательный, какой-то даже испытывающий, я бы сказал.