Танюха так и выдохнула: «Слава богу!» — и Светка, которая уже возилась с нашей основной линией, и Томка из коровника выскочили к нам навстречу. Светка просто завизжала: «Ми-ир!» — а у Томки потерянное какое-то было лицо, странное.
Светка Томку затормошила, как девчонки умеют, затискала, а та стояла, как неживая, опустив руки. И Танюха сказала тихонько:
— А ведь могли бы нас так… всю планету.
Светка на меня посмотрела — а глаза сияют:
— Ну, всё, жизнь распрекрасная начинается!
Я хотел ей улыбнуться, но вышло как-то криво.
Ничего не хотел ей рассказывать про инопланетянок. И Томка со старухой промолчали — и Светка радовалась, как маленькая, так веселилась, что даже расшевелила Томку. Мол, Петьку теперь ни за что не призовут, Славка второе образование получит, да ещё и можно будет свободно, по открытому каналу, болтать с какой-то там Светкиной симпатией, с каким-то орлом — золотые яйца, что служил то ли на марсианской базе слежения, то ли где-то на границе Солнечной системы.
А я думал, что всё, никаких больше снов про орбитальные бомбёжки.
Но язвила меня мысль, как блоха в штанине: как девчонкам-то сказать? Инопланетянкам-то? И что с ними будет?
Я как-то не задумывался, будто само собой разумелось: кончится война — депортируем их, с их младенцем, и сказке конец. Но вот сейчас — куда депортировать-то? Куда они пойдут? И вспомнил, как в школе учил: враги сожгли родную хату, убили всю его семью — куда теперь идти солдату, куда нести печаль свою? Эх, солдату некуда — и то страшное горе, а тут…
Это мы, получается, сожгли их хату и убили всю семью.
Я сам не мог взять в толк, почему это меня так колет. Ну не они нас — и замечательно. Сколько народу в этой войне побили, сколько техники, добра всякого… всю Землю могли взорвать к ядрёной Матрёне, но не вышло, слава богу. Так что теперь — убиваться из-за двух пленных девчонок, что ли…
И я изо всех сил постарался чем-нибудь занять мысли. Будто никаких инопланетянок нет. Мне даже почти удалось.
Но к вечеру заявились ФЕДгвардейцы.
Что меня приткнуло особенно: удивительно холёные мужики. Прямо атласные, до того лоснистые. И что-то не совсем нормальное в них было… не знаю, как описать. Знаете, любой мужик годам к двадцати пяти — тридцати матереет, раздаётся, кабанеет так… в настоящего мужика превращается из пацана. Кости делаются другие, мускулатура…
Так вот.
У этих ФЕДовцев туши и морды были — тридцати-сорокалетних. А шкура и волосы — пацанов. Не то что старшеклассников, когда морда в прыщах, а именно что деток. Особая детская бархатистость такая. Без морщин почти, без шрамов… Звезда ВИДа удавилась бы за такую шкурку.