Древнейшие представители головохоботных – палеосколециды (Palaeoscolecida; от греч. παλαιοζ – древний и σκωληξ – червь), кроме рудиментов конечностей, унаследовали от предков с ножками плотную фосфатную кутикулу из красивых, похожих на пуговички без дырок круглых пластинок, выложенных на поверхности тела правильными кольцами (рис. 22.1.1, 22.2б, 22.7, 22.8). У таких пластинок есть либо острые края, либо загнутые шипы на поверхности, которые можно использовать для заякоривания в осадке. Так зачем от них отказываться? Поскольку покров – это самая прочная часть червя и каждый червь постоянно линял (можно даже найти ископаемые экземпляры, у которых под старой шкуркой уже начала формироваться такая же рельефная новая), россыпи миниатюрных (менее 0,3 мм в диаметре) пуговок накопились практически в любых морских отложениях. Нередко они вводили в заблуждение палеонтологов, не очень хорошо знакомых с кембрийским «зоопарком»: их принимали за остатки панцирей древних позвоночных. Сходство усиливает микроструктура пластинок: тонкий гладкий внешний слой, утолщенный средний слой, пронизанный вертикальными каналами и рыхловатый на вид пористый внутренний слой. Чем не эмаль, дентин и кость?

На самом деле различия видны, даже если от червя или ксенузии остались одни пластинки: с нижней стороны они покрыты правильным ромбическим узором из косо расположенных канальцев. В канальцах находились коллагеновые тяжи, образовывавшие нижний слой кутикулы и служившие для передвижения (сокращение продольных мышц сворачивало червя, ослабление – за счет пружинящего распрямления этих тяжей – вытягивало). Вертикальные каналы в средней части были вместилищем чувствительных ворсинок или клеток. Плотный пластинчатый внешний слой служил главным защитным барьером. Кутикулы ксенузий, палеосколецид, онихофор, приапулид (особенно личиночный панцирь) устроены совершенно одинаково и удивительно похожи внешне. Даже шестиугольные отпечатки выделявших кутикулу клеток, придающие ее поверхности сетчатый рисунок, одинаковые (10–20 мкм в диаметре; кстати, и у членистоногих они такие же). Только у современных форм покров хитиновый, а у древних был хитиново-фосфатный. Чем-то нужно было пожертвовать, чтобы стать гибкими, как онихофоры и приапулиды. Покрытые броней палеосколециды просто затаивались в дуговидных норках и поджидали добычу (некоторые там и остались). Приапулиды (Priapulida; от греч. Πριαποζ – в честь бога плодородия Приапа и от ειδοζ – образ) превратились в активных исследователей пространства: они плавно продвигаются в осадке, совершая регулярные выпады то налево, то направо по ходу движения. Эти пробные выпады позволяют обследовать (в поисках съестного, конечно) большую площадь, не покидая основного туннеля. А равномерность процесса обеспечивает, как в любых опытах, статистически достоверный результат исследования. Так что не случайно подобные сложные следы – трептихнус педум (Treptichnus pedum) – стали символом поведенческого прогресса, и по времени их появления (538 млн лет назад) проводится важнейшая историческая граница – между протерозойским и фанерозойским эонами.