Однако вернемся к головохоботным червям и ксенузиям. Кто из них от кого все-таки произошел? Инерция мышления настаивает, что вначале был червь. Но черви сомнения гложут мозг, словно аскариды – Ричарда III: можно представить (как раньше и делали), что членистоногие произошли от кольчецов, но предположить, что кто-то с ногами является потомком головохоботных – более чем неправдоподобно. Ведь многощетинковые черви весьма активные создания с развитыми конечностями и головой, несущей щупальца и глаза, и все это развивалось при движении по дну. Головохоботные черви устроены совершенно иначе: они обитают в осадке, где и перемещаются, и добычу ловят с помощью гипертрофированного интроверта, который вворачивается и выворачивается наизнанку, при этом буквально пронзая мозг. Конечности им совершенно без надобности. Чтобы интроверт мог свободно ходить туда и сюда, центральная нервная система обернулась вокруг него окологлоточным кольцом. Преобразовать его в трехчастный надглоточный мозговой отдел членистоногих или хотя бы аномалокаридид уже не получится. Более того, приапулида, если ее извлечь из норки и положить на поверхность осадка, превращается в беспомощное существо, беспорядочно перекатывающееся с боку на бок, пока ей не удастся, наконец, заякориться интровертом в осадке и поскорее уйти туда с головой. Палеосколециды, которые на ксенузий похожи гораздо больше, чем приапулиды, будучи закованными в панцирь, раздвигающийся и сжимающийся, словно гармошка, на поверхности ничего из себя, кроме легкой добычи, вообще не представляли. Так что эволюционная картина, где малоподвижные головохоботные червяки ни с того ни с сего покидают удобные норки и пытаются ползти в надежде, что у них вдруг вырастут ножки, выглядит еще фантастичнее пейзажа, на котором полудохлые рыбы, опираясь на разъезжающиеся плавники, надеются перебраться из высохшего водоема в высыхающий.

Рожденный ползать – ходить не будет!

Вот обратный переход – с поверхности осадка в норки – был возможен. Ксенузии проделывали это самыми разными способами, достаточно вспомнить получервя-полуксенузию фацивермиса или коротколапую мурероподию с втяжным (уже!) хоботком – по сути, интровертом (рис. 22.2в). Память о бывших конечностях еще жива даже у некоторых современных приапулид – в виде чувствительных сосочков, папилл. А у палеосколецид папиллы были особенно крупными и, видимо, могли втягиваться, словно телескопические ножки. И следы на морском дне, оставленные существами с ножками, древнее, чем следы головохоботных червей (трептихнус). Такие следовые дорожки нашли на юге Центрального Китая, в уезде Илин провинции Хубэй, и назвали илингия (Yilingia). Проложить их могли существа, похожие на очень многоногих ксенузий (рис. 22.12). (Или на Котобуса из мультфильма Хаяо Миядзаки; не случайно один из новых видов онихофор, открытых зоологами из МГУ в лесах Вьетнама, назвали Тоторо – в честь другого персонажа из того же шедевра анимации.) В некоторых следовых дорожках в виде трехмерных керамических слепков застыли и сами авторы следов: это были весьма длинные (почти 30 см при ширине 2,5 см) и членистые (не менее 50 сегментов) двусторонне-симметричные существа с многочисленными мягкими лапками. Возраст илингии – более 539 млн лет, и, следовательно, она бегала раньше, чем черви начали ползать.