– Что, снова захотелось побыть со мной наедине? – хитро улыбнулся Север, когда мы оказались на улице. Он был одет в тонкий черный лонгслив с ши роким воротом и кожанку нараспашку. Его татуировка была открыта, и взгляд задержался на ней.

– Каждый раз я придумываю что-нибудь новенькое, но тебя невозможно обмануть! – подыграла я. – Ты меня раскусил, Север!

– Так почему бы просто не сказать, что ты не прочь со мной погулять?

– Так неинтересно.

Север окинул меня уже более серьезным взглядом:

– А что за фотки будешь забирать?

– Да это мамино, личное… – отмахнулась я.

Я так и не поняла, поверил он или нет. Какое-то время мы шли молча. Я снова заволновалась от мысли, что скоро наконец увижу Аду. Вдруг фотографии правда продвинут наше расследование? Вдруг я сразу, бегло взглянув на снимки, разгадаю тайну дневника и положу конец войне классов?.. Ноги сами несли меня вперед, я не замечала, как все ускоряюсь и ускоряюсь. Север несколько раз хмыкнул и спросил, куда я так тороплюсь. Пришлось замедлиться, а не то он заподозрит неладное.

– Саша… – вдруг заговорил он очень тихо и вернул меня в реальность. – Кстати, я давно хотел сказать тебе…

Сердце почему-то учащенно забилось.

– То, что я сделал с тобой в школе, – тот бойкот и то, что я насильно одел тебя в черное… Это очень жестоко. Я знаю. Наверное, ты считаешь меня каким-то диктатором, но мне важно, чтобы ты знала: это не так. Я не монстр, и я не изо льда. Просто только лед и помогает мне сдерживать пожар внутри. Пафосно звучит, да?

Его голос звучал четко, отрывисто и безэмоционально – так скорее рапортуют командирам. Я боковым зрением посмотрела на Севера. Из-под черного ворота виднелась татуировка, платиновые волосы растрепались на ветру, лицо казалось маской: точеный профиль, стальные глаза и подбородок, который будто бросает вызов всему миру.

– Я постоянно чувствую ужасную ответственность за все вокруг, и это невыносимо, – признался Север. – Иногда вижу на руках царапины, будто дрался с тигром. С минуту смотрю на них, не понимая, откуда они, а потом меня осеняет. Я сам царапал свои руки. От нервов. Ответственность сжигает меня изнутри, вот почему мне так нужен лед, но… пожар все сильнее. Я часто не вижу границ. Когда началась наша война, я так хотел защитить всех, что, признаюсь, стал съезжать с катушек. Я многое сделал только хуже. Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, да это и не имеет значения, я понимаю, что давно исчерпал твой лимит хорошего к себе отношения. Но я хочу, чтобы ты знала: мне жаль. Я стал просто одержим этой войной, и на это были свои причины.