Видео кончилось. В зале повисла тишина. Было слышно, как в настенных часах, описывая круг, бежит секундная стрелка. Тик-так. Тик-так. Звук болезненно отдавался в моей груди.

– Это какой-то прикол? – спросила Ира.

– Может, опять бэшки гадят? – предположил Толя.

Но у меня уже задрожали губы, накатило странное предчувствие… будто мы все здесь сидим на бомбе. Таймер отсчитывает время. Тик-так. Бум!

– Ром, мне страшно, – слабым голосом сказала я.

– Ну чего ты, т-трусишка? – Рома ободряюще улыбнулся и погладил меня по руке. – Это просто п-п-прикол, кто-то над нами п-п-подшутил.

Витя подошел к двери и дернул ручку.

– Заперто! – сказал он с недоумением.

– Что за черт? Как так?

– Не может быть!

Все вскочили. Мне стало трудно дышать, будто кто-то железными пальцами сжал горло. Взгляд привлекло яркое пятно у двери, я посмотрела в ту сторону… По полу уже расползались огненные языки. Я закричала.

* * *

Как же воняет эта школа. Смрад впитался в каждый кирпич ее стен, от него никак не избавиться. И даже ацетон, которым я щедро облила актовый зал: сцену, декорации, костюмы и пол, – не смог перебить это ужасающее зловоние. Сегодняшнего дня я ждала с трепетным восторгом, как дети ждут Нового года. Наконец он наступил. Никто не сможет мне помешать. Я думала, что возникнут проблемы с ночным охранником, но это оказалось плевым делом. Увалень радостно принял у меня из рук стакан кофе, щедро сдобренный снотворным. Кроме охранника, в школе в этот день не было никого. Вонючие дети постепенно заполняли зал. К семи часам собрались все, кроме двоих. Не хватало Орловой и Панферова. Жаль, ведь эти двое – почетные гости на премьере моего спектакля. Если они не придут, придется задержаться, чтобы закончить и с ними. Но, возможно, рано тревожиться и они скоро появятся. А еще кто-то сидит на моем чердаке. Но с ним я разберусь после финала. Он никуда не денется: у него нет телефона, чтобы позвать кого-либо на помощь. Почти не сомневаюсь: это Ерофеев. Он странно вел себя в последнее время, все таскался за Диной и держался так, будто что-то подозревает. Это меня расстроило, ведь я считала, что никому не удастся меня раскусить. Я блестяще справляюсь с ролью добренькой училки, несмотря на то что она невероятно сложная. Если бы не месть, если бы мне не сломали жизнь, я бы не пошла в эту вонючую школу, а подалась бы на сцену. Жаль, теперь это невозможно. Даже когда все эти твари получат свое, я едва ли смогу жить дальше. Я… не хочу. Из меня будто выкачали все хорошее. Я разучилась радоваться, получать удовольствие хоть от чего-то, восхищаться. Любить. Доверять. Мне оставили лишь боль и ненависть, в которых я медленно варилась заживо годами. Но и они скоро исчезнут. И тогда у меня ничего не останется. Пусть лучше так. Черт… что же делать с Ерофеевым? Даже если он обо всем знает, я не могу его устранить. Его отец – единственный из всего класса, кто поддерживал меня. Ладно… решу. Так или иначе, сейчас ни он, ни Динка – эта чертова лицемерная актриса, вся в меня, – уже не помешают моим планам. Поздно. Включив фильм, я вышла за дверь и заперла ее на ключ. Прошло семь минут, и в зале раздались взволнованные голоса и шаги. Ручку дернули сначала один раз, потом второй – требовательнее. Ее дергают и сейчас. Я улыбаюсь. Ну что, пора. Я достаю зажигалку, чиркаю и сажусь на корточки. Из зала в коридор ведет тоненькая дорожка ацетона. Я подношу зажигалку к блестящим каплям на полу. Жидкость вспыхивает – и под дверь молниеносно скользит огненная змея. Они уже кричат… Я улыбаюсь и иду к лестнице. Больше мне тут нечего делать, с удовольствием почитаю о произошедшем в завтрашних новостях. Теперь нужно заняться оставшейся парочкой… Поднявшись на первый этаж, я выглядываю в окно и вижу брошенные у крыльца школы велосипеды. Два из них я узнаю… Что за шум? В коридоре на первом этаже слышны быстрые шаги и взволнованные голоса. Что ж… так даже лучше. Стараясь оставаться незамеченной, я скольжу обратно вниз по лестнице.