Молчание.

Что на это сказать?

Не знаю, как вы, а я заткнулся.

— Но знаешь… думаю, главный ключ к счастью — это смех. Смеяться вместе. Когда умерла Габриэль, мама Алис, это было ужасно, потому что у меня больше не получалось рассмешить мою любимую. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным, при том что, уверяю тебя, в моей семье уж в чем-чем, а в несчастьях знали толк! Я ведь, чего уж там, вырос на селедке да на шагреневой коже, но в тот момент действительно перепробовал все, что можно — она улыбалась, не спорю, но не смеялась. К счастью — добавил он, заерзав, словно добродетельная девица, — к счастью, у меня в запасе оставался еще один, последний секретный прием…

— И что ж вы предприняли?

— Это секрет, Ян, секрет… — зажеманился он.

— И что это ты тут ему рассказываешь? — забеспокоилась только что вернувшаяся к нам Алис. — Иди поцелуй дочек… И вы тоже, Ян. Представьте себе, они и вас позвали…

Ох…

Как же я был горд…

— Только смотрите у меня — добавила она, грозя пальцем, — на сегодня с глупостями покончено, ладно?

Когда мы вошли в спальню, одна малышка уже спала, да и Мадлен ждала только наших поцелуев, чтобы последовать примеру сестренки.

— Знаешь, что мне приходится делать, чтобы я мог целовать своих дочек? — проворчал Исаак, выпрямляясь.

— Нет.

— Мне приходится мыть свою бороду детским шампунем и натирать ее каким-то средством для распутывания волос, пахнущим синтетической ванилью. Мыслимое ли дело… Ты представляешь, как я живу?

Я улыбался.

— Мне вас ни капельки не жалко, Исаак.

— Ну вот, ко всему прочему даже тебе меня ни капельки не жалко…

* * *