Светлый фон

Морин чуть со смеху не умерла:

– Я поставила пять фунтов на лошадь… Эшлинг, ну ты даешь! Да Брендан меня тут же в богадельню сдаст!

* * *

Саймон сказал, что они словно подгадали время свадьбы под войну. На Ближнем Востоке ситуация выглядела весьма напряженной. Элизабет велела ему не нагонять панику. Услышав слова Саймона, Генри забеспокоился.

– Генри, все сходится. Насер знает, чего хочет, а французские войска сидят на Кипре вовсе не для того, чтобы загорать на пляже, верно?

– Но до войны дело не дойдет. Я имею в виду, они не начнут… ну… или если они начнут, то мы не станем… Мы же не будем ввязываться?

– Нам нужен Суэцкий канал, вот и все. Британия не осталась в стороне в тысяча девятьсот тридцать девятом и не позволила некоторым разгуливать по Европе, так и сейчас в сторонке стоять не будет. Вот увидишь, все уже готовы…

– Я не думаю…

Генри выглядел таким расстроенным, что Элизабет решила наконец вмешаться:

– И я тоже так не думаю, хотя читаю газеты не менее внимательно, чем Саймон. Никто из нас не болтает по душам с премьер-министром, но ничего не случится. Люди не готовы к новой войне. Прошло всего десять лет, и никто не захочет начинать заново. Ну хватит, Саймон. Не стоит распускать слухи о войне только потому, что ты хочешь оставаться беззаботным холостяком, тогда как другой холостяк наконец поумнел и решил связать себя узами брака…

– Ты, наверное, с детства такая умная и с язычком как бритва? – поддразнил Саймон.

– Нет, – ответила Элизабет. – На самом деле в детстве я была серой мышкой.

– Да ладно, кому ты рассказываешь! – не поверил Саймон.

– Не могу представить, чтобы такая симпатичная блондинка могла быть серой мышкой, – поддакнул Генри.

– Это правда. Я была очень робкая и застенчивая, много-много лет. Пожалуй, я немного осмелела в Килгаррете. Но только после ухода мамы из дома я перестала… перестала сливаться с обоями.

– Похоже, в каком-то смысле мы все должны быть рады, что она ушла, – сказал Саймон.

Генри нахмурился, посчитав, что друг заходит слишком далеко, но Элизабет, кажется, не возражала.

– Да, звучит странно, но я действительно считаю, что уход мамы из дома многим пошел на пользу. Даже отцу. Если бы она осталась, то они не стали бы счастливее, а скорее наоборот. Я даже предположить не могла, что скажу такое вслух… Я так рыдала, когда мама ушла, думала, у меня глаза вместе со слезами вытекут… У меня все лицо болело от слез.

– Ох, Элизабет! Бедняжка моя! – Генри взял ее за руку. – Разве можно так обращаться с ребенком… бедная Элизабет…

Саймон тоже выглядел расстроенным.