Его не было видно. Я замешкался, не зная, что предпринять. Посмотрел вперед, посмотрел назад. Когда я отходил от лавки, кто-то дернул меня за плащ. Я обернулся в страхе, что Громвель все же заметил меня в лавке.

Подол моего плаща зацепился за гвоздь красного колышка перед магазином. Гвоздем был прибит рекламный листок. Я взглянул на него, и в глаза бросилось имя. Благодаря обучению у отца я знал, что печать была превосходная – современный вариант гарамонда; возможно, один из новых типов голландского шрифта.

Люциус Громвель, эсквайр, магистр искусств Оксфордского университета.

Глава 40

Глава 40

Внутри кареты было жарко и душно. Нетерпение Джемаймы росло, подогреваемое беспокойством из-за пробки.

– Как долго это будет продолжаться? – недовольно спросила она. – Почему Хал не узнает? Дай посмотреть, что там делается.

Мэри подняла шторку. Джемайма обнаружила, что смотрит на обувную лавку. Если бы окно кареты не было застеклено, она могла бы протянуть руку и дотронуться до полки, висевшей на фасаде дома, на которой были выставлены образцы обуви. За полкой был торговый зал, продавец низко ей поклонился.

– Попроси его подойти. Спроси, что нас держит.

Мэри опустила стекло и высунула голову. Лавочник объяснил, что впереди зацепились подвода и экипаж, заблокировав движение в обе стороны.

– Еще полчаса, госпожа, – сказал он, призывно улыбаясь и вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть сидящих в карете. Джемайма отпрянула от его взгляда. – Может, ваша светлость захочет скоротать время и взглянуть на туфли? У меня имеются образцы последней парижской моды, доставленные за большую цену.

– Закрой окно, – велела Джемайма.

– …многие леди при дворе восхищаются и…

Мэри сделала, как ей велели, не дав лавочнику договорить.

– Опусти шторку.

И они вновь оказались в душной полутьме кареты. Джемайма рассматривала незнакомую девушку, которая помогла ей в Клиффордс-инн. Та сидела напротив Мэри, их юбки соприкасались.

– Кто ты? – Требовательно спросила Джемайма. – Кто твой господин?

– Мистер Хэксби, мадам.

– Кто это?