Из коридора доносится лай собаки. В эту холодную, ясную ночь издалека слышится слабый вой.
Глядя на горизонт, мы не видим успокаивающего свечения далекого города или гавани. Только темнота. Она преследовала нас в этом путешествии.
Поднимаемся на переднюю палубу, проходим мимо разложенных лопастей гребного винта и направляемся к наклонному волнорезу.
– Нельзя приближаться к огню, мы облиты бензином, – напоминает Смит.
Я проверяю спасательный жилет Смита, а он проверяет мой.
Пары нашего дыхания смешиваются и тяжело повисают в неподвижном ночном воздухе.
У меня в сумке две бутылки с водой, телефон Фрэнни и часы Пита. У Смита – свои часы, за исключением одних, которые он пристегнул к моему запястью. Он тоже взял бутылки с водой и предсмертную записку Фрэнни, надежно запечатанную в бутылку из-под минеральной воды.
Подходим к краю. Только стальные перила отделяют нас от воды внизу.
Высота в десять этажей.
Поднимаюсь и перекидываю ногу через край. Я больше не боюсь.
Смит делает то же самое.
– Каково это будет? – робко спрашивает он, дрожа на ночном ветру.
– Все будет хорошо, – отвечаю я, стараясь не рассмеяться над абсурдностью своих слов. Мне легко. Я испытываю облегчение. А ведь не следовало бы так себя чувствовать. – Задержите дыхание и прыгайте на счет «три». Спасательный жилет поможет вам всплыть почти сразу.
– Подожди. Лучше прыгать с кормы корабля. Она ближе к воде.
– Нет, не ближе. – Я накрываю его ладонь своей. – Расстояние одинаковое. Я ужасно боюсь погружаться под воду, но, смотрите, мне не страшно.
Смит заглядывает за край.
– Я хочу снова увидеть Джона. Я должен его увидеть.
– Вы готовы? – спрашиваю я.
Он крепко зажмуривается.