В четырнадцать лет она вернулась в Детройт и работала «коридорным у коридорного», обслуживая коммивояжеров и педофилов. В пятнадцать лет она попала в руки женатого сутенера.
– Это обычная история, – печально рассказывала она. – Мне пришлось уйти, когда терпеть стало уже невозможно.
Один чернокожий певец предложил отвезти ее в Нью-Йорк.
– Я подумала, о боже, Нью-Йорк, Манхэттен! Я не знала, что он имел в виду Рочестер в штате Нью-Йорк.
Певец нашел ей работу в забегаловке под названием «Киска», расположенной на несчастливой стороне Мейн-стрит. Она научилась танцевать и ушла на вольные хлеба. С 1967 по 1972 год она объявлялась в разных городах как «Пэдди Ламон, девушка с пудреницей», танцуя обнаженной за пуховкой шириной в метр и под кайфом от наркотиков.
– Кокаином и героином в раздевалках можно было дышать – они висели в воздухе, словно пыль. Чтобы позволить себе все это, пришлось стать проституткой с полной занятостью. В Нью-Йорке полиция нравов арестовывала меня тысячу раз. Я работала в отелях на Ксавьеру Холландер и у Грязной Розы возле Восьмой авеню. Роза вела самый крупный десятидолларовый бизнес. Смена по двенадцать часов, а потом ты отдаешь ей половину. Ну и заработок! После первых двух дней там я не могла ходить! Потом была «Рокинчэйр Хелен» на Ист-Гранд-бульваре в Детройте, чернокожая мадам на Черри-стрит в Баффало, агент, отправлявший девушек в дома по всему югу, от Пичтри-стрит до Бурбон-стрит. Я работала по вызову у другой мадам, бывала в больших отелях, встречалась с Дэвидом Джэнссеном и некоторыми другими актерами, парой сенаторов, судьями и бог знает сколькими копами, начальниками полиции, мэрами. Мое тело сводило их с ума, а мой характер приносил хорошие деньги. Я не торопилась, разговаривала с парнями, располагала их к себе, делала так, чтобы они чувствовали себя комфортно. Понимаешь, о чем я?
Она покачала головой и нахмурилась.
– Почти все девушки, которых я знала в шестидесятых и семидесятых, уже мертвы.
В восемнадцать лет, страдая астмой, она прошла курсы по изготовлению париков, но к тому времени настолько пристрастилась к героину и кокаину, что не могла нормально работать.
– Я кололась этим дерьмом, пока мне не исполнилось двадцать шесть, – вспоминала она. – Потом завязала с героином. Я употребляю кокс, но не так часто, как эти шлюхи в Рочестере. Мне хватает нескольких дней. Это как небольшой отпуск от улицы, понимаешь, да? Потом я остаюсь чистой пять-шесть месяцев. Мое поведение не меняется под кайфом. Может быть, становлюсь чуть более разговорчивой, но не дурею, как большинство этих тупиц. Кокс меня просто расслабляет.