– Разве это не работа? – Бабушка ткнула ему листок под нос. – Разве это не считается мелким хулиганством?
– Да, но у нас очень много более важной и значимой работы, – продолжал отбиваться участковый.
– Неужели? – Она отложила ручку в сторону. – А я-то подумала, что у вас совсем никакой работы нет. Если, вместо того чтобы искать мошенников и хулиганов, вы хватаете на улице детей и маринуете их за решеткой как преступников, то это означает, что вам просто скучно и нечем заняться.
– Никита совершеннолетний, – осторожно произнес участковый. – И он задержан за распитие спиртного на улице.
Бабушка гневно повернулась ко мне:
– Ты пил пиво посреди белого дня прямо на улице?
– Нет. – Я потряс головой, как это делал Дятел. – Один знакомый просто дал банку подержать.
Бабушка нахмурилась:
– Мне казалось, ты давно вышел из возраста, когда сочиняют такую ерунду.
– Я не сочиняю.
– Вот именно. – Она метнула грозный взгляд на участкового. – Вы что, серьезно думаете, что если бы он действительно пил пиво, то стал бы прикрываться детским враньем? И как вы только с людьми работаете? Преступления раскрываете? Вы же раскрываете преступления? Или только за пиво и курение молодежь подлавливаете? Это ваша работа? Нет, мне правда очень интересно.
Бабушке удалось добиться моего освобождения, не дожидаясь подтверждения того, что в розыске я не состою. И хотя она ругалась, называя меня разными неприятными словами, я был вынужден честно признать, что она крутая и достойна восхищения.
Услышав это, она немедленно смягчилась и принялась ругать, называя неприятными словами, полицейских. Я терпеливо выждал, пока она выговорится, а затем сообщил, что мне нужно срочно бежать. Бабушка изумленно остановилась, и я уже приготовился рвануть, как возле нас притормозила большая черная машина. Водительское стекло опустилось:
– Валентина Анатольевна, здравствуйте!
– Юрка, ты, что ли? – Бабушка прищурилась, вглядываясь в открытое и приветливое лицо мужчины.
– Так точно, – браво отозвался Юрий Романович. – Вы позволите ненадолго украсть у вас Никиту?
Несколько секунд она переваривала услышанное, после чего гневно фыркнула:
– Пусть катится ко всем чертям, – и, горделиво выпрямившись, зашагала к пешеходному переходу, а я, в полной мере осознавая себя неблагодарным гадом, с огромным облегчением забрался в машину к Ярову.