– Когда она сегодня вернется, я попрошу показать мне переписку.

– Это бред.

– Что бы я ни сказала, для тебя бред. Ты постоянно выставляешь меня сумасшедшей, а сам, оказывается, закрыл меня в актовом зале и молчал.

– Ничего не выставляю.

– Слушай, – я решительно скрестила руки на груди, – а может, ты просто знаешь, что она жива, поэтому не хочешь об этом говорить и выставляешь меня ненормальной?

– Если бы Надя была жива, она не позволила бы нам с тобой встречаться.

– Ну, вот поэтому Лиза и оказалась в яме. А сейчас она затаилась и следит за мной. И за тобой тоже. Выжидает.

– Это абсурд.

– Может, вы на самом деле заодно? И это какая-то разводка, смысла которой я пока не понимаю, но обязательно разберусь.

– Ты серьезно? Собираешься найти смысл, которого нет? Это лучшее, Микки, что ты могла придумать. Тебе все равно, в чем меня обвинять, да?

Осуждение в его взгляде пылало инквизиторским костром.

– Нет. Но то, что ты отрицаешь очевидное, заставляет задуматься, – продолжила я сопротивляться.

– Я знаю, что Надя взяла из машины банку с каким-то химическим веществом, которое предназначалось тебе. Я запер тебя в зале и побежал ее искать, чтобы остановить.

– Когда мы уходили из школы, ты был на первом этаже.

– Я услышал чей-то крик и вернулся проверить, все ли в порядке.

– Ты слышал крик?

– Возможно, мне показалось, потому что я очень боялся, что она что-то сделает. Даже попросил Бэзила проводить тебя. Не веришь – спроси у него. Это он мне сказал, что Надя взяла какую-то банку.

– Погоди-погоди. Это что-то новенькое. Когда ты разговаривал с Бэзилом?

Томаш тяжело вздохнул:

– Когда побежал за Надей, встретил его по дороге.