— Плохо, — отвечал я. — Эмрис собирается вскрыть рану и оття­нуть яд.

Бедуир кивнул и вслед за мною вошел в палатку. Как только за­жгли новый светильник, Эмрис принялся за работу. Короткими, бы­стрыми надрезами он вскрыл зараженную рану. Кровь и гной брызну­ли наружу и потекли в чашу.

Артур не вскрикнул и не изменился в лице, но стойко терпел боль. Гвенвифар закусила губу, на лбу у нее выступил пот, но чашу она дер­жала крепко, и руки у нее не дрожали. Мирддин осторожно давил на длинный, рваный порез, а Бедуир, стоя на коленях напротив Эмриса, придерживал Артура за правое плечо, чтобы лучше вытекал гной. Я высоко поднял лампу над головой Пендрагона, чтобы Эмрису было светло. От чаши исходила такая вонь, что меня замутило.

— Все» — сказал Эмрис наконец. — Чашу можно убрать.

Гвенвифар отставила чашу. Мирддин взял листья из тех, что мы собрали ночью, и один за другим уложил на рану.      ’

— Они вытянут яд, — объяснил он. — Чуть позже я их заменю. Рану пока перевязывать не будем.

— Мне лучше, — сказал Артур. — Есть хочется.

Бедуир с облегчением улыбнулся.

— Тебе, Медведь, всегда есть хочется. Это твое неотъемлемое до- стоннство.

Гвенвифар легким движением руки коснулась Артурова лба — так ласково и нежно, что я поневоле испытал зависть.

— Я принесу тебе еды и питья, — произнесла она.

— Немного хлеба, мяса не надо, — подал голос Эмрис. — И меда — это поможет королю уснуть.

— Я принесу, — сказал я и тут же вышел.

Солнце уже поднялось над горизонтом, окрасив имперским пурпу­ром низкие серые облака. С востока тянуло холодным ветром. Лагерь просыпался. На холме за ручьем кимброги снова разводили костры, чтобы погреться со сна. Когда я проходил мимо шатра, в котором жи­ли короли, оттуда выступил Кадор. Он окликнул меня и попросил по­дойти поближе.

— Добрый день, Анейрин, — сказал он. — Здоров ли Пендрагон?

Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что ему известно и как следует ответить.