Яков был полностью с этим согласен. Опубликованные в «Северной пчеле» «хозяйственные статьи» некоего Шелехова возбудили в нем «стремительное желание иметь целую книгу и сделаться хозяином». Характерно, что, упоминая вопросы земледелия, Андрей рассуждает о всеобъемлющих теориях улучшения землепользования и новых решениях известных проблем, а не о ежедневной раздаче распоряжений относительно работников, припасов или произведенной продукции[846]. Не важно, идет ли речь о возвышенных или повседневных вопросах и каковы жизненные обстоятельства конкретной семьи, по мнению Андрея, ни в коем случае не следует пренебрегать формальным обучением сыновей и дочерей ведению сельского хозяйства и управлению имением (как это, несомненно, делали многие дворяне, располагавшие состоянием, которое позволяло им бросить своих крепостных на произвол наемных управляющих, или рассчитывавшие такое состояние приобрести).

А потому Андрей «возрадовал[ся] как младенец игрушке» учреждению земледельческого училища для потомственных дворян, хотя «малолетних ни детей своих, ни родственниковых» к тому времени не имел[847]. Соответственно, его бесплатная общественная библиотека предназначалась для читателей из небогатых классов, включая крестьян[848]. Он также пространно пишет о важности обучения дворянской молодежи ведению сельского хозяйства, поскольку эта наука была ключевой для будущих землевладельцев, которым предстояло жить в значительно усложнившемся мире с более широкими возможностями по сравнению с опытом самого Андрея и людей его поколения. Таким образом, Андрей приветствует науку и познание, благодаря которым землевладельцы должны еще лучше исполнять свою извечную роль. Он считает, что они терпят неудачи из‐за неподготовленности (а не недостатков общественного устройства, деспотически возвышавшего одних людей над другими), и призывает читателей, оставаясь верными богоданному социальному строю, тем не менее осознать, что одного рождения в высшем сословии недостаточно для того, чтобы дворянин мог исполнять свой долг и понимать издержки ситуации, когда, унаследовав землю, помещик (или по умолчанию находившаяся подле него супруга) оказывается не способен сам ею компетентно управлять.

Доводы Андрея практические; он предполагает, что молодые дворяне могут поступить на военную или гражданскую службу, но что третий путь – управление помещичьим хозяйством – является «не менее важным, многотрудным и священным» и отличается тем, что, как часто считается, не требует никакой подготовки или обучения: «[Мы] почти что так рассуждаем: „ну Бог даст со временем научится хозяйничать и управлять; был бы добрый человек, да была бы охота“». Но, настаивает Андрей, «можно ли иметь охоту к тому, к чему я не готовился, что мне не объяснялось, что во мне не развивалось, в чем я не совершенствовался». Все занятия требуют «специального изучения» вне зависимости от того, вменены ли они человеку в обязанности: обучение и подготовка являются долгом в той же мере, что и собственно управление имениями, или, скорее, одно невозможно без другого: «Без специального изучения, не ждите ни в чем изящного: все будет обыкновенное, дюжинное, с девизами: авось, да кое-как, да как-нибудь». Затем Андрей описывает дворянина, приезжающего управлять своими землями лишь в зрелом возрасте, около сорока лет. Годы, когда формировался его характер, этот дворянин провел на военной или гражданской службе, «напитываясь всеми разнородными мыслями свободного ‹…› времени, приучив себя к деятельности и воззрению, совершенно ‹…› чуждым сельского хозяйства». Андрей пишет, что у такого человека не только не будет умений и знаний, необходимых для управления имением, но и что его «телесный состав» ослабеет, что он будет слишком привычен к городской жизни и потому будет утомляться «продолжительным бодрствованием», бояться «воздушных перемен» и, «не имея привычки к действиям ошибок, неудач, убытков, обманов и всяких невзгод хозяйственных ‹…› [станет] бесполезным, жалким существом»[849]. Обычно живое воображение Андрея просто отказывается представлять себе жизнь, лишенную цели.