Кроме муми-семейства, которое основа мира, как бы божественная такая семья: Бог-отец, Бог-мать, Бог-сын, – остальные типажи у Туве Янссон – это разные модели одиночества, разные модели богооставленности. Вот Мюмла – абсолютно довольное существо, существо, которое из всего делает счастье. И надо бы это одобрить, если бы это счастье не было замешано на таком самодовольстве, на такой тупости, на таком богатстве каких-то примитивных физических ощущений, что сразу ясно: Мюмла она и есть Мюмла. Это одиночество, которое не понимает себя. Вот Хемуль, существо, которое всех учит жить, потому что само оно жить абсолютно не умеет. В повести «В конце ноября» темным осенним утром Хемуль просыпается у себя в кровати, с тоской приближается к краю кровати, где простыня чуть похолоднее, прижимается к ней всем животом и ждет, когда к нему придет приятный сон. Сон все не приходит. Тогда Хемуль решил почувствовать себя добрым и сильным Хемулем, которого любят все. У него ничего не получилось. Тогда он представил себя бесконечно маленьким Хемулем, которого никто не любит, и у него тоже ничего не получилось, «…он по-прежнему оставался хемулем, который, как ни старался, ничего хорошего толком сделать не мог»[110]. Тогда он встает и идет руководить и отдавать никому не нужные распоряжения.

Другой вариант богооставленности – Ондатр (в новейших вариантах его почему-то переводят как Выхухоль), тот самый Ондатр, который уселся на торт. Помните?

Фрёкен Снорк критически оглядела Ондатра.

– А вы не встанете на минутку, дяденька? – сказала она.

– Зачем? Я сижу себе и сижу, – сказал Ондатр.

– Вы сидите на нашем торте! – сказала фрёкен Снорк[111].

Ондатр появляется в Муми-доле как предвестник страшных событий («Муми-тролль и комета»), Ондатр читает только одну книгу «О тщете всего сущего», но волшебник, прилетая, перепутав, дарит ему подарок – книгу о пользе всего сущего, чем Ондатр страшно разочарован («Шляпа волшебника»).

Еще один вариант – Филифьонка, существо, которое больше всего на свете ценит две вещи: во-первых, личное пространство, как всегда бывает у людей болезненно чувствительных, она хочет, чтобы все оставили ее в покое, и второе – стабильность. В этом смысле жизненная позиция Филифьонки – это модель путинской России, которая хочет, во-первых, абсолютной изоляции, а во-вторых, чтобы это никогда не кончалось. А рецепт от этой болезни для всех нас – «Филифьонка в ожидании катастрофы»: выйти буре навстречу, потому что тогда можно больше ничего не бояться. Это терапия, которая излечивает.