По отношению к объединившемуся в лице Нижнего Новгорода и Казани «Низу», ближайшими «верховыми» были города, лежавшие вверх по Волге — Кострома и Ярославль. В конце января к ним действительно опасно приблизились передовые отряды фуражиров войска гетмана Карла Ходкевича. Вполне возможно, что существовали планы захвата этих городов польско-литовскими отрядами. 25–26 января 1612 года в Переславль-Залесский, Кострому и Ярославль были посланы грамоты московской Боярской думы, подписанные семью боярами (не путать с 1«семибоярщиной») князем Федором Ивановичем Мстиславским, князем Иваном Семеновичем Куракиным, князем Борисом Михайловичем Лыковым, Федором Ивановичем Шереметевым, Иваном Никитичем Романовым, Михаилом Александровичем Нагим, князем Андреем Васильевичем Трубецким (за него подписывался боярин Михаил Нагой), окольничими и думными дьяками. Смысл этих грамот состоял в том, чтобы побудить упомянутые города к отказу от поддержки Ивана Заруцкого и подмосковных полков. Сидевшие в Москве бояре ссылались на посольство боярина князя Юрия Никитича Трубецкого, писавших «з (большого сойму, с совету всее Польские и Литовские земли», что королевич Владислав будет отпущен в Московское государство, а король Сигизмунд III проводит его до Смоленска «своею королевскою парсуною, со многою конною и пешею ратью». До этого времени костромичам и ярославцам предлагалось «сослатися» «о добром деле» с «наивышшим гетманом великого княжества литовского Карлом Хоткеевичем и с нами бояры к Москве»[680]. Другими словами, этим городам снова пытались навязать уже полностью скомпрометированную программу летних договоров 1610 года с гетманом Станиславом Жолкевским. Между тем в Ярославле и, даже в Костроме, где сидел более лояльный к Боярской думе воевода Иван Петрович Шереметев, предпочли писать не в Москву, а в Нижний Новгород. Хотя очень показательно, что боярские грамоты ничего не знают о деятельности там Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. Вскоре слухи о нижегородском движении достигли столицы и «ошибка» была исправлена. В связи с «собранием в Нижнем ратных людей», по сообщению «Нового летописца», патриарху Гермогену было предложено написать, чтобы они «не ходили под Московское государство». Отказ патриарха Гермогена привел к тому, что «оттоле начата его морити гладом и умориша ево гладною смертью»[681]. Замученный «литовскими людьми» патриарх Гермоген погиб 17 февраля 1612 года.

В нижегородской грамоте «120 года» действительно говорилось о походе под Москву против «полских людей», но собиравшееся земское войско не противопоставляло себя полностью подмосковным полкам. Войско, собранное «с нами, со князем Дмитреем, да с Ываном» необходимо было для защиты прежде всего объединившихся «верховых» и «понизовых» городов. Стоит внимательно перечитать обращение из Нижнего Новгорода в Вычегду, чтобы убедиться в справедливости этого наблюдения: «и ныне бы идти всем на полских людей вскоре до тех мест, покаместа ратные люди под Москвою стоят, чтоб литовские люди Московскому государству конечные погибели не навели и верховых бы и понизовых городов и досталь не разорили». Чтобы не было противоречия с тем, что раньше говорилось в той же грамоте о «казачье грабеже и налогу», нижегородский земский совет убеждал, что у неге есть для этого средства: «А будет, господа, вы, дворяня и дети боярские и всякие служилые люди, опасаетись от казаков какова налогу или иных каких воровских заводов, и вам бы однолично того не опасатца как будем все верховые и понизовые городы в сходе, и мы всею землей о том совет учиним и дурна никакова вором делати не дадим». Порукою этому обещанию создать общий «совет всея земли» была твердое позиция Нижнего Новгорода во все время Смуты, о чем с гордостью говорили в грамоте: «а самим вам извесно, что покровением Божии» по ся места мы к дурну ни х какому не приставали, да и вперед дурну никакова не похотим».