Собранные таким образом деньги надо было сохранить, найти воевод и набрать земское войско. Упоминания о таких денежных раздачах смоленским дворянам и детям боярским, поделенным на три «статьи» жалованья, сохранились в той же «Повести…»: «прежде всем равно даде им по 15 рублей, потом же даде им по статьям: первой статье по 30 рублев, средней же статье по 20 рублев, меншей же статье по 15 рублев»[668].

В Нижнем Новгороде был составлен некий «приговор», наделивший Кузьму Минина чрезвычайными полномочиями, но опять-таки известно только его вызывающее большие вопросы изложение в «Новом летописце»: «Он же написа приговор, не токмо что у них имати животы, но жены и дети продавати, а ратным людям давати»[669]. Этому событию предшествовал, согласно «Ельнинской рукописи» (описанной и цитированной все тем же П.И. Мельниковым), общий сбор нижегородцев в Спасо-Преображенском соборе, где прозвучала проповедь протопопа Саввы и, возможно, то самое первое обращение Кузьмы Минина к посадским людям[670]. Почему такое яркое событие в истории Нижнего Новгорода не оставило своего документального следа, не вошло в нижегородские летописи, кроме одной «Ельнинской рукописи» с легендами, которую приходится вынужденно цитировать по журнальной публикации середины XIX века? Что, кроме сбора денег, было поручено Кузьме Минину, обсуждался ли состав нового нижегородского правительства, каковы были в тот момент полномочия нижегородского воеводы князя Василия Андреевича Звенигородского?

Следующее главное событие в истории нижегородского движения тоже, казалось бы, хорошо известно. Нижегородцы послали свое посольство к лечившемуся от ран в своей суздальской вотчине князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. «Новый летописец» указал только на то, что князь Дмитрий Пожарский встретил нижегородское посольство в своей вотчине, находившейся «от Нижнева 120 поприщ» Значительно позднее И.Е. Забелин и С.Ф. Платонов выяснили, что это было село Мугреево, а не Нижний Ландех или Пурех, тоже называвшиеся в качестве тех мест, куда нижегородцы могли отправить своих представителей для переговоров с воеводою князем Дмитрием Пожарским. В состав посольства входил печерский игумен Феодосий, «дворянин добрый» Ждан Петрович Болтин (он служил в городовых детях боярских по Нижнему Новгороду) и посадские люди. Тем самым повторялся привычный состав земских городовых советов, отражавших мнения разных «чинов»: местного духовного собора, служилых людей и всех жителей посада. Надо обратить внимание на то, что Кузьмы Минина еще не было в этом первом посольстве. Но обязательно ли самое первое посольство нижегородцев отправлялось к одному князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому? В полномочия членов нижегородского совета могла входить агитация не одного князя Пожарского, а всех заметных землевладельцев уезда, которых звали в Нижний Новгород для общего земского дела. Впрочем, это только предположение, хотя интересно, думали ли в Нижнем Новгороде о том, что будет, если едва залечивший раны воевода откажется возглавить их ополчение?