Уже задумываемся о том, что будет через год. Мне хочется сказать: «Нельзя ли ограничиться нынешним годом, сегодняшним днем?» Но это было бы не в моем характере. Скорее в характере Бекки, поэтому я говорю попросту:

— Хорошая мысль, Дженис, — и на этом умолкаю.

— Что ты сказал?

— Я сказал «Хорошая мысль». — (Дженис держит в руках стопку праздничных шляп и, похоже, ничего не понимает.) — Сохранить украшения — это хорошая мысль, Дженис. Только и всего.

— Эми?

— Да?

— Наш брат Гилберт — ты ведь его знаешь, Гилберта?

— Да, встречала.

— Он только что меня похвалил. Можешь себе представить?

— Ну, с трудом.

— ГИЛБЕРТ МЕНЯ ПОХВАЛИЛ. ТЕПЕРЬ МОЖНО УМЕРЕТЬ СПОКОЙНО. Я МОГУ УМИРАТЬ!

— Ш-ш-ш, — говорю. — В доме все спят.

Дженис идет на веранду. По дороге останавливается у своей сумочки, чтобы захватить пачку коричневых сигарет и зажигалку.

— Еще полторта есть, — сообщает Эми.

— Нет, спасибо.

— Да ладно вам. Нужно доесть, чтобы к маминому пробуждению ни крошки не осталось. — Эми протягивает мне две полные тарелки и говорит: — Кусочек поменьше — для Дженис.

Отрезает по куску для Арни и Ларри, чтобы тут же доставить по назначению.

Дженис кладет в рот маленький кусочек и делает затяжку, откусывает следующий кусочек и опять затягивается. Включила систему еды с дымком.

Ни с того ни с сего у меня возникает такое чувство, будто сейчас наступили те ленивые часы, какие бывают после ужина в честь Дня благодарения или запоздалого ланча в день наступившего Рождества. Эми спускается по лестнице и несет еще три тарелки. Я и с первым-то куском торта не справился — так, поковырял только. Эми говорит:

— Видели бы вы эти сцены. Арни заснул, свернувшись калачиком, у мамы в ногах. Ларри рухнул ничком на батут — отдыхает. Эллен клюет носом, но ее ждет библейская тусовка.