— А? — переспрашиваю.

— Батуты эти — идиотизм.

— На них, между прочим, полагается прыгать. Взмывать в воздух.

— Я взмываю.

— Ничего подобного.

Ларри продолжает робко подниматься на цыпочки и опускаться на пятки.

— ПРЫГ! — гаркнул я.

От страха Ларри подпрыгнул, чуть не навернулся, выбросил руки вперед, чтобы не потерять равновесие.

Разозлился. Я ржу в голос, и это, наверное, первый раз за много-много лет, когда я смеюсь над братом.

— Я ведь могу и задницу тебе надрать, Гилберт.

— Знаю, знаю.

— Так что заткнись.

— ПРЫГ!

На этот раз Ларри просто останавливается; из-за дома появляется Арни: он воет и передвигается скачками, как кенгуру. Скачет в нашу сторону, подбородок перемазан кетчупом, в зубах застрял кусок маринованного огурца.

— Господи, надо дать ребенку салфетку.

— Эй, Арни, ты знаешь, что такое «зубная нить»?

Арни останавливается и заводит:

— У-у-у-у, парни. У-у-у-у.

Ларри садится на сетку. Прыгать — это для него чересчур. Боится, как, собственно, и я, как все, хотя никогда не признается.

Солнце уже за деревьями, небо темнеет, и этот день, знаменательный день, подходит к концу.