Приверженцы романтических антикапиталистических настроений безоговорочно идеализировали исконный крестьянский мир, горячее дыхание общинного хлева, видевшего и жалкую нищету, и мрачное насилие. Крестьянское общество, которое слишком часто и необъективно обвиняют в отчуждении, освободило человека или, по крайней мере, заложило основы для его освобождения. Впрочем, такие интеллигенты, как Йорга, искажавшие в своих произведениях крестьянский мир, вовсе не собирались возрождать утраченную идиллию; идеализация подталкивала не к возврату в прошлое, а к борьбе против нынешних бед. Ностальгия по прошлому помогала смотреть в будущее. В этом Музее села дома, церкви, хозяйства, мельницы и прессы настоящие, пересаженные искусственно созданному организму, каковым по определению является музей, однако, гуляя по искусственному селу, заходя в настоящие хижины, разглядывая старинные сундуки и июньскую листву, я сталкиваюсь с чем-то не менее подлинным, чем «Жизнь в деревне», как называл ее Замфиреску. Наверняка в настоящих селах сегодня встретишь только поддельное; хочешь увидеть подлинное — отправляйся в музей.

8. Хиросима

8. Хиросима

Жители Бухареста прозвали Хиросимой снесенный, выпотрошенный, сровненный с землей, разоренный и перенесенный в другое место район, в котором Чаушеску (вероятно, соперничая с Помпиду, как и подобает балканскому Парижу) пожелал выстроить собственный центр, памятник своей славы. Цинь Шихуанди, который все не мог решить, что лучше — разрушать или строить, в равной степени удовлетворил обе страсти, возведя Великую Китайскую стену и приказав сжечь все книги; создается ощущение, что мегаломания Чаушеску, по крайней мере, в том, что касается замысла этого гигантского строительства, вылилась в особую форму разрушения — перемещение. Он не разрушал здания, а, наоборот, нередко их сохранял, но при этом разрушал пейзаж, перенося строения в другие, расположенные неподалеку места, передвигая их на десятки и сотни метров, чтобы создать новое, собственное пространство.

Он подвинул церковь XVIII века вместе с фундаментом на полсотни метров, перенес большие и небольшие здания, приставил капеллу к жилому дому, возведенному полутора столетиями позже, а если части слепленных вместе зданий не совпадали по размеру, спокойно отрезал кусок от одного или от другого и выбрасывал, он менял план города и его облик с легкостью, с которой ребенок строит песочные замки. У Канетти могущественные персонажи, стремясь подчеркнуть свое господство, требуют, чтобы вокруг них не было людей, чтобы города опустели, как поступил султан Дели Мухаммад ибн Туглак; Чаушеску опьяняла возможность устроить гигантский переезд Истории и ее следов. Он вел себя как начальник экспедиционного агентства, глава транспортной фирмы, упаковывавшей и перевозившей сценарий столетий.