С ночи 2-го марта нет армии, нет и России... Ничего иного Государь не мог сделать, как отречься. Государь понял все, и Россия услышит его суд в словах: "Кругом измена, и трусость и обман".

Н. Павлов тоже пишет об этом:

"1-е и 2-е марта 1917 года — важнейшие дни всей истории России, ее "быть или не быть": Самодержавие — или социализм? Единое Царство — или республика? Победа — или поражение? Слава — или позор? Народная свобода при Монархии, или кабала социальная и экономическая? и, наконец: или тысячелетняя независимость России и самодовлеющий ход вперед, — или полная зависимость и... иго — в тысячу крат более тяжкое, чем монгольское, и владычество над страной алчных мировых сил. В те часы Христианская Россия дрогнет, отдавая надолго народ во власть дьявола... Непобежденным останется один Государь...

В час решения Государя совершалось таинство, а не политика, и напрасно летописцы упрощают момент отречения в эпизод.

Таинственность происходящего подтверждается тысячелетней историей страны, связью Царей с Православием и народом и актом помазанничества Богом, в Которого еще по сегодня верит часть человечества. Перед этим прошлым и будущим Государь стоял один. Ни на одного Монарха еще никогда не ложилось бремя подобного решения, т.к. нет более великой и важной страны, как Россия...

В сопоставлении трех сил: Власти, общества и народа выступает яркая картина: велик, ясен и белоснежно чист облик носителя Власти.

Неизменно, преступно и мрачно Общество".^{397}

А Архимандрит Константин писал об уходе Царя:

"Теперь с отказом от Царя, Россия отрекалась и от своей души... Забыв о Царе, Россия забыла о войне, забыла о Родине, забыла и о Боге... вообще перестала существовать как некая соборная личность. Осталась рассыпанная храмина, в которой не могло ничего сплотиться достаточно стойкого ни для защиты Царя, ни для защиты Бога, ни для защиты Родины".^{398}

Глава XXIV

Глава XXIV

ГУЧКОВ И ШУЛЬГИН В СТАВКЕ. МАНИФЕСТ ГОСУДАРЯ. ОТРЕЧЕНИЕ В ПОЛЬЗУ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА.

В этой главе я хочу коснуться того эпизода уже после отречения, который Мельгунов в своих "Мартовских Днях 1917 года" называет "Свитской интригой".^{399}

Я назову этот эпизод — последней попыткой (увы! безплодной) преданных Государю людей помешать переслать телеграмму с текстом отречения Государя в Петроград и тем не допустить отречения.

После заявления об отречении Государь вышел из салона и вернулся в 3 часа и передал две телеграммы: одну в Петроград, на имя председателя Государственной Думы, а другую Алексееву в Ставку. Текст первой гласил: