Этот манифест был вынужденным. Как и все, начиная с первых дней волнений в Петрограде, этот документ основан на совершенно ложном предположении, что Великий Князь "одушевлен мыслию", что Он хочет "восприять" власть через Учредительное Собрание", все, буквально все пронизано ложью. Это не удивительно. Весь Февраль-Март был основан на лжи. Лгали все — министры, генералы, Родзянко, члены Думы, Совдеп, великие князья, все, кроме одного человека — Государя Императора. Ему лгали и его оболгали. А в Ставке старый граф Фредерикс говорил:
«60 лет я честно служил Царю и Родине. Полвека находился при Государях, готов был всегда отдать жизнь свою в их распоряжение, а сейчас оставлять Его Величество я считаю для себя недопустимым и, если делаю это, то только по настоянию генерала Алексеева, который этого требует и говорит, что, если я и Воейков останемся в Ставке, он не ручается за спокойствие Его Величества. Это меня глубоко потрясло, я так предан всему Царскому Дому". И старый граф зарыдал».{425}
Бедный старик! Он не понимал, что Алексеев давно на стороне революции, что как раз его преданность Государю, как и Воейкова, и есть та причина, по которой они удаляются от Государя. Государя должны отныне окружать только соглядатаи нового режима, только "приявшие" революцию. 4-го же марта приехала в Могилев Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна и Великий Князь Александр Михайлович. Великий Князь пишет об этом времени.
"По приезде в Могилев, поезд наш поставили на "императорском пути"... Через минуту к станции подъехал автомобиль Никки... Государь остался наедине с матерью в течение двух часов... Когда меня вызвали к ним (в деревянный барак на станции —
— Даже он! — сказал Никки и впервые его голос дрогнул".
Великий Князь продолжает свои записки.