На это Корнилов вытянулся и затем в крайне почтительном тоне, что резко противоречило всей его предшествующей манере держать себя, прерывающимся голосом сказал: "Ваше Императорское Величество... Вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском... мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать... но для Вашей безопасности я принужден Вас..." и замялся.
На это Государыня, перебив его, сказала: "Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?" Тот смешался еще более и, наконец, пролепетал: "Так точно".
"Больше ничего?" — спросила его Императрица. — "Ничего", — сказал Корнилов.
Государыня, не подавая ему руки, повернулась и удалилась в свои покои.
Сцена эта произвела на всех нас присутствовавших — офицеров, дворцовую прислугу и солдат (внутренних часовых и казаков конвоя Его Величества) невыразимо тяжелое впечатление».{439}
Дальше пишет Жильяр:
"В 10 1/2 утра (8/21 марта) Ее Величество зовет меня и говорит, что генерал Корнилов пришел сообщить Ей, что Государь и Она считаются арестованными и тот, кто не желает признать состояния ареста, должен покинуть дворец до четырех часов. Я ответил о своем решении остаться".
Боже, как стыдно читать эти строки! Швейцарец, республиканец по своим убеждениям, Жильяр добровольно идет на положение арестованного. А русские генералы Алексеев и Корнилов арестовывают по приказу какого-то правительства, которое всецело находится в руках социалистического сброда, Императора и Императрицу, этим предрекая их страшный конец! И Алексеев еще более виновен, чем Корнилов, так как всецело способствовал совершению переворота. И вопрос, что мог сделать Алексеев, поражает отсутствием какого-либо этического элемента. Ответ один (я думаю, что военнослужащим любого ранга это должно быть само собой разумеющимся) — исполнить волю Монарха. Этого сделано не было. Было нарушение воли Монарха и, как следствие этого, гибель Империи.
Жильяр пишет дальше:
«"Государь возвращается завтра (9/22 марта), надо предупредить Алексея, необходимо все Ему сказать... Хотите вы это сделать? Я пойду говорить с девочками", — сказала мне Императрица.
Видно, как сильно Она страдает при мысли о том горе, которое Она причинит больным Великим Княжнам, сообщая об отречении Их Отца, — горе, которое может осложнить Их болезнь.
Я отправляюсь к Алексею Николаевичу и сообщаю Ему, что Государь приезжает завтра из Могилева и что Он туда больше не вернется.
"Почему?" — восклицает Цесаревич.
"Потому что Ваш отец не желает больше быть Верховным Главнокомандующим".
Несколько времени спустя я прибавил: