...Государь сел около меня и начал мне рассказывать... Слезы звучали в его голосе, когда Он говорил о своих друзьях и родных, которым Он больше всех доверял и которые оказались соучастниками в низвержении его с Престола. Он показал мне телеграммы Брусилова, Алексеева и других генералов, членов его Семьи, в том числе и от Николая Николаевича... "Жена и дети — это все, что у меня осталось! Их злость направлена против Государыни, но Ее никто не тронет, разве только перешагнув мой труп" ...На минуту, дав волю своему горю, Государь тихо проговорил: Нет правосудия среди людей"».^{441}

А 19 марта, когда больную еще Вырубову везли в кресле мимо комнаты Наследника, она увидела следующую сцену:

"...Я увидела матроса Деревенко, как он сидел, развалившись на кресле, и приказывал Наследнику подать ему то то, то другое. Алексей Николаевич с грустными и удивленными глазами бегал, исполняя его приказания. Этот Деревенко пользовался любовью Их Величеств: столько лет они баловали его и семью его, засыпая их подарками. Мне стало почти дурно; я умоляла, чтобы скорее меня увезли".^{442}

Это подтверждает и Соколов.

"Старый дядька Наследника Цесаревича боцман Деревенко, тот самый, среди детей которого протекли первые годы жизни Наследника, кто носил его на руках во время болезни, в первые же дни переворота проявил злобу к нему и оказался большевиком и вором".^{443}

Россия погружалась во тьму. Социалисты всех мастей — и большевики, и меньшевики, и "правые", и левые эсеры, и интернационалисты, и прочий сброд, часто не русские, натравливали простых людей на своих начальников, будили в них злые чувства, вызывали "зверя из бездны" в душах этих одураченных людей, заявляя, что они "свободны", поощряли всякие хулиганские выходки и таким способом растлевали русский народ. Всюду торжествовало хамство, потому что революция в своей основе — это восстание первого бунтаря против Бога. "Будьте как боги", — шептал первый соблазнитель; "да здравствует свобода!" — кричали заправилы интернационального заговора. "Грабь награбленное!" — закричал приехавший "гуманист". И, как у Достоевского, — "какой я штабс-капитан, если Бога нет", так и русский народ, увидя, что Царя нет, что Царь низложен своими же генералами, арестован своими же генералами и заключен ими же, не захотел слушаться этих же генералов. Бунт, начавшийся подонками, распропагандированными злобными изуверами-социалистами, перешедший в революцию из-за поддержки заговорщиков из Думы, и государственный переворот, совершенный генералами во главе с Алексеевым — давал свои плоды: Хам торжествовал.