«Если даже предположить, что именно мыс Шелагский есть Большой Каменный, по Дежнёву, — тогда будет странно, что такое небольшое расстояние от реки Колыма до мыса Шелагского (около 350 верст) проходилось Дежнёвым… ровно три месяца! 350 верст даже слабый коч Дежнёва мог при благоприятной погоде пройти в 5–10 дней, если даже не меньше. Дежнёву же погода именно благоприятствовала до Чукотского носа и переменилась к худшему только за носом, уже в конце сентября и позже. Очевидно, это возражение Словцова не выдерживает критики.»

«Если даже предположить, что именно мыс Шелагский есть Большой Каменный, по Дежнёву, — тогда будет странно, что такое небольшое расстояние от реки Колыма до мыса Шелагского (около 350 верст) проходилось Дежнёвым… ровно три месяца! 350 верст даже слабый коч Дежнёва мог при благоприятной погоде пройти в 5–10 дней, если даже не меньше. Дежнёву же погода именно благоприятствовала до Чукотского носа и переменилась к худшему только за носом, уже в конце сентября и позже. Очевидно, это возражение Словцова не выдерживает критики.»

Конечно, такая медленность плавания при удачной погоде была бы странной, но ведь странность — ещё не опровержение, да и нет этой странности у Дежнёва. Во-первых, он нигде не утверждал, что все три месяца плыл, причём на восток. Наказ, напомню, он имел в Чаунскую губу, где, видимо, и провел лето. Во-вторых, нигде не сказал, что общая катастрофа случилась у Носа — там только разбился один коч, и люди были спасены. В-третьих, об удачной погоде тоже ни слова — её позже додумали толкователи, чтобы объяснить чудесное молниеносное перемещение Дежнёва. И, в-четвертых, «возражение Словцова не выдерживает критики» лишь в случае, если поместить Нос в Берингов пролив — туда, где Словцов его видеть как раз отказывался.

Словом, Оглоблин показал лишь противоречие довода Словцова общепринятой аксиоме, в чем увидал опровержение — но не аксиомы (ее он не проверял), а довода Словцова. Типичная обратная эвристика. Она же заставила Оглоблина, честного исследователя архивов, в упор не увидеть главного свидетельства Стадухина (хотя оно целиком повторено в отписке Семёнова-Дежнёва): от места прошлогодней общей катастрофы кочей Стадухин вернулся на Колыму столь быстро, что оно не могло быть далеко от Чаунской губы.

Любопытную иллюстрацию ко всей теме дал в годы открытий Оглоблина исторический художник Клавдий Лебедев. Что он думал, не знаю, но на его картине «Экспедиция Дежнёва» (см. заднюю обложку) кочи, как и следует, это большие речные лодки, для моря малопригодные[146], зато годные, по разгрузке, для прохода шивер и для волока. У него они плывут на юг, притом летом (видно по теням и одежде) по обширному заливу (видно по мутной почти спокойной воде). В точности так и следовало им плыть в начале июля 1648 года Чаунской губой к чаунскому стану, но никак не в октябре Беринговым морем. И ведь Оглоблин был лучше других писавших, он все-таки видел критику. После него стали обычны лишь споры, как ещё красивей толковать то, что и так общепринято. Недавний пример приведен в Прилож. 2.