О том, что ссыльный Оленин (как и Бруснев) смог попасть в столицу лишь благодаря хлопотам Колчака, ни слова, хоть это, надо полагать, и расположило бы к нему Комиссию.

Как и ссыльные, Колчак был высоко пассионарен (отчего, полагаю, и уважал их), но свою собственную энергию направлял только в державное русло. Как и бунтари, он привык не размышлять о глубинных смыслах, а действовать, однако революционеры действуют согласно некоторой программе, а он даже не знал, что это такое. Войну он любил как таковую, и это приходится признать[440], любил как нечто заданное, где думать о смысле и цели не надо, но в ноябре 1918 года попал на ту должность, где требовалось думать об этом ежечасно. Уже по одному тому крах его как правителя был неизбежен [441]. Впрочем, едва ли можно винить Колчака в том, что он оказался на посту правителя — у нас нет данных о стремлении его к данному посту. Винить можно тех (прежде всего англичан), кто решил, будто хороший адмирал должен стать хорошим правителем.

Константин Адамович Воллосович в оборудованной им лаборатории на западе острова Котельный. 1902 год

Павел Васильевич Оленин под конвоем. Якутск. 1906 год

На иркутском допросе эсер Александр Алексеевский (сторонник автономии Дальнего Востока вне Сибирской республики, в недавнем прошлом член Всероссийского Учредительного собрания и председатель Амурского правительства), человек культурный и в допросе даже благожелательный, спросил об отношениях адмирала со сыльными. Тот ответил, что ни с кем не сходился близко ввиду краткости знакомств, но в том же заседании отметил:

— С зоологом Бируля я до войны постоянно поддерживал связь, где теперь Бируля, я не знаю. Затем был еще один большой приятель, товарищ по экспедиции, Волосович, который потом пошел геологом, где он находится теперь, я тоже не знаю.

Константин Воллосович (с двумя л), выучившийся геологии сам, в ссылке, принял недолгое, но весьма деятельное участие в РПЭ (см. снимок), вскоре стал крупным исследователем сибирской Арктики, но был вынужден покинуть Север из-за болезней. Ко времени иркутского допроса он уже год как погиб близ Харькова в сброшенном под откос поезде.

К счастью, на допросе Колчак не вспомнил Бруснева, и тот, покинув в 1907 году всякую политику, служил при большевиках и умер, всеми забытый, летом страшного 1937 года в Ленинграде, у себя дома. А вот упомянутый адмиралом Бялыницкий-Бируля, умерший там же и тогда же, был в 1929 году назван контрреволюционером (хотя никогда никакой политики не касался), побывал в тюрьме, лагере и ссылке, но смог ненадолго вернуться в науку и даже успел получить докторскую степень. (Вспомним, что с Тимиревой чекисты обошлись намного хуже.)