Но вернемся к ее воображаемой беседе с нашим героем.

— Что же данным беглецам, дорогая моя, в наказание за побег присудили?

— Да што-што. Как всегда: год сроку всем добавили. Троих даже на Колыму отправили досидеть[435]. Мы, выходит, еще не край света даже.

* * *

Самым же замечательным могло быть в ходе путешествия единение двух мистиков. О тяге Колчака к восточным тайнам в его биографиях описано, но то было чисто литературный интерес, а вот его «невеста», так или иначе, в окружении оных тайн выросла. И здесь опять слово Зороастровой:

«Якуты — и это их удивительная способность — не уступали телеграфу в быстроте передачи новостей на большие расстояния. Находясь в Верхоянске, например, они точно сообщали нам, что якутская почта находится в 200 километрах от Верхоянска. И с прибытием почты сведения подтверждались» [Капгер, с. 34].

Якуты мигом узнали, когда якутское начальство осудило верхоянского исправника за самоуправство по отношению к ссыльным и, несмотря на обычное свое чинопочитание, сохранили в тот раз почтение не только к исправнику, но и к унижаемым ссыльным (там же, с. 33). Читая всё это, невольно задумываешься: не этим ли дальновидением объяснялся и своевременный приезд улусного головы Томского в Аджергайдах для встречи Колчака?

Словом, лейтенант действительно мог весной увлечься своею спутницей всерьез, а она, естественно, могла остаться ждать его как невеста и встретить его как жениха. Можно представить себе, каким ударом для нее было известие, полученное Колчаком в Якутске, что встречать его едет в Иркутск невеста подлинная, из благородных девиц.

4. О Станиловском

4. О Станиловском

Антон Михайлович Станиловский (1876–1905), в 1897 году был исключен из Московского университета (филологич. отд.), в 1899 из Казанского, приехал в Иркутск сам в сентябре 1899 года, работал в Отделе РГО консерватором (руководителем) музея и библиотекарем (зав. библиотекой). Без лишней скромности писал другу: «Отдел — это я, как letat cest moi» [Станиловский, с. XLIX]. С его появлением число посещений музея удвоилось (с 12,6 тыс. до 25,5 тыс. в год), с его увольнением резко упало. Филолог-недоучка, он преподавал естествознание в мужской гимназии, и успешно.

Увлеченно изучал природу Байкала и быт его жителей, причем удивлялся, что у русских, в отличие от бурят, нет ни песен, ни сказок, ни рассказов о Байкале. Причину видел в практицизме переселенцев, видевших себя хозяевами Байкала, оттеснившими бурят (которые, наоборот, считали Байкал своим хозяином) [Станиловский, с. 103–104]. Записывал подряд любые замечания байкальцев, так что его заметки часто содержат то, чего нет в руководствах. Например, о чисто байкальской рыбе голомянке он не записал никаких ее свойств, привычных в литературе, зато отметил, что на солнышке она за день «вытаивает вся», так что остается один позвоночник; что жир ее — лучшее средство от ревматизма [Станиловский, с. 46].