Не дослушав их пикировки, Петя отправился вниз за газетами — это входило в его обязанности. А уж Лина потом читала бабушке вслух. В ящике, рядом с «Правдой», лежал журнал «Химия и жизнь». Поднимаясь по лестнице, Петя открыл журнальное оглавление и даже затормозил от неожиданности. Там стояло: «Борис КУЗЬМИН. ПУГАЧ. Рассказ». Показалось странным, что сосед, которого он видит почти каждый день, при встрече здоровается, — писатель. От Ильи Тимашева он знал, что Борис пишет. Но одно дело — разговоры, сплетни, слухи, вообще нереализованное писание в стол, другое — публикация. Это было как бы официальное удостоверение, что пишущий — не графоман. Петя тоже мечтал, что в будущем получит такое же удостоверение-подтверждение своего научного таланта, и все отнесутся к нему с уважением, даже почтением. А сейчас просто удача, что Кузьмин опубликовался в этом журнале, который они получают, и что журнал пришел именно в это утро.

— Лина, посмотри! — воскликнул он, всячески подчеркивая тоном, что к вчерашнему вечеру он даже мыслями не возвращается.

— Я рада за него, — сказала равнодушно Лина, мельком глянув.

— Дай-ка мне, — перехватил журнал Каюрский. — Живой писатель! Вот это да! Сосед ваш? Ну, молодец парень. Ух ты, он фантастику пишет!.. Гм. Надо бы с ним поговорить. Идея у меня есть, мучит меня. Впрочем, прочитаю сначала.

Он читал. Петя пил чай. Лина готовила бабушке завтрак.

— Пойди, разбуди ее, — сказала она, наконец, Пете. — Все уже готово. Пусть умывается.

Что-то кольнуло Петю, не по себе ему сделалось, даже лица Каюрского и Лины стали словно на черно-белой фотографии, безо всяких цветов жизни. А поскольку он старался избегать всего неприятного и пугающего, он быстро возразил.

— Я уже в школу опаздываю. Да и бабушку не надо будить, раз она спит.

Он выскочил в коридор, оставив журнал в руках Каюрского, подхватил свой, приготовленный с вечера портфельчик, но все же на секунду не удержался и приостановился у бабушкиной двери. Прислушался, смиряя жуть в душе. В комнате было тихо. Петя замер, сердце его тоже почти остановилось. И вдруг снова застучало: он с облегчением услышал, как скрипнул бабушкин диван. Сняв с вешалки китель, который он чуть было не забыл надеть, Петя привел себя в порядок и вышел из квартиры. Он вроде бы даже и успокоился, но все равно ему хотелось, если что-нибудь страшное и произойдет, то пусть без него, пусть он потом узнает. Он боялся жизни, потому что она грозила смертью, но еще больше, стало быть, он боялся смерти.

На лавочке под балконом, между подъездами, прикрывавшими их от ветра, уже сидели старухи: толстая, громоздкая в черном пальто Меркулова и маленькая, в вязаной кофточке, узкоплечая, плоскогрудая Матрена Антиповна. «Значит, у Меркуловой ночевала», — подумал Петя. Черная пуделиха Молли неторопливо, со старческой одышкой, обнюхивала кусты на краю газона.