Как указывает Э. Бенвенист, «жертвоприношения бывают разной природы и носят разные названия в зависимости от того, заключаются ли они в предметах или в молитвах. Поскольку сама молитва есть жертвоприношение, она действует собственной силой; в виде жестко фиксированных формул, сопровождающих ритуал, — она устанавливает отношения между человеком и божеством при посредстве царя или жреца» (Бенвенист, 1970: 368). Ф. И. Буслаев писал, что у глагола молить «в областном наречии вятском» отмечено значение «колоть, резать», что «молить в значении приносить жертву, давать обет употребляется в древнейших рукописях Ветхого Завета. ... Потому-то к глаголу молить и приставляется возвратное местоимение ся, которое теперь здесь ничего не значит, но первоначально имело смысл, т. е. приносить себя в жертву, а не умолять или просить себя. Отсюда же явствует, почему молиться употребляется с дательным падежом, т. е. приносить себя в жертву кому. ... О самоубийце доселе говорится намеком на языческую жертву: “вот це и чорту баран”» (Буслаев, 2006: 80-81). Первоначально принесение в жертву себя соотносилось с мифами, в которых выражались космогонические представления (тело великана Имира послужило основой создания мира и Вселенной). В христианстве Бог воплотился в своем Сыне — Иисусе, в Библии именуемом Логосом, т.е. молитва — словесное (в речи или в мысли) обращение к Богу — есть повторение акта творения, когда пожелание человека, выраженное в его молитве, исполняется. Бог всемогущ, в его силах исполнить любое пожелание: «Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено» (Иов, 42: 568).

В русском устном народном творчестве встречается несколько устойчивых формул, в которых так или иначе описываются действия с сердцем и другими сакральными телесными органами: «вынимать сердце со печенью», «вырвать / вынимать ретиво сердце», «досмотреть / посмотреть ретиво сердце»: Ты пори у него груди белыя, Вынимай у него ретиво сердце, Ретиво сердце и со печенью! (былина «Илья Муромец на Соколе-корабле»), Тут хватал-то Алеша саблю вострую, Срубил-то Идолищу буйну голову, Распорол- то его белу грудь, Вынимал-то тут ретиво сердце, Поставил буйну голову на востро копьё, Натыкал его сердце на кинжалище, И поехал назад (в) стольный Киев-град (былина «Алеша Попович и Тугарин Змеевич»), Уж я вырву ретиво серьцё со печенью (былина «Иван Годинович»), Выдергивал кинжалище острое, Спорол у нее белую грудь Посмотрел во утробе чадо милое (былина «Дунай»), Неси ты мне ножище-кинжалище, Распорю я у Кощея груди черные, Посмотрю я сердце богатырское (былина «Иван Годинович»). При действии изъятия сердца и печени «в славянских традициях мотивировки, как правило, отсутствуют, а это определенно означает, что на славянской почве практика давно исчезла из бытования», «за этими описаниями несомненно скрывались представления о значимости сердца и печени» (Смирнов, 2004: 24). Однако в некоторых родственных культурах такая мотивированность может быть обозначена: «Южнославянская вештица поедает человеческие сердца; дотрагиваясь чудесной палочкой до груди спящего человека, она вынимает его сердце и съедает, после чего тело на груди срастается; человек без сердца в будущем обязательно умрет» (Берегова 2007: 369). Ср. в англ.: ...And in ten minutes from the time of firing the animal's heart and liver were lying smoking before us. Haggard. King Solomon’s mines; So we took the heart and liver and buried them for a few minutes in a patch of snow to cool them off. I laggard. King Solomon’s mines; Or I'll have your heart and liver out. Dickens. Great expectations; ...Or you go from my words in any partickler, no matter how small it is, and your heart and your liver shall be tore out, roasted and ate. Dickens. Great expectations. Сердце и печень объединяет символ крови; кровь есть локус души и жизненных сил (Пименова 2004). Для крови характерно взаимодействие с огнем и солнцем. Кровь издревле была связана с жертвоприношением. Различные жидкости: молоко, мед, вино, — используемые в ритуалах жертвоприношения, олицетворяют кровь.