Признак ‘знание, опыт’ пересекается с еще одним категориальным признаком грёзы — ‘чары/ волшебство’ (Так не буду ждать я казни От моих волшебных грёз. Я люблю вас без боязни, Без искусства и без слёз. Адамович. Я люблю вас так безумно...; И в ту же ночь я был прикован У ложа царского, как пес. И весь дрожал я, очарован Предчувствием безвестных грез. Брюсов. Раб; Соблазны мысли, чары грез, — От тяжкой поступи тапира До легких трепетов стрекоз, — Еще люблю, еще приемлю, И ненасытною мечтой Слежу, как ангел дождевой Плодотворит нагую землю! Брюсов. Веселый зов весенней зелени...; Даль туманная радость и счастье сулит, А дойду — только слышатся вздохи да слезы, Вдруг наступит гроза, сильный гром загремит И разрушит волшебные, сладкие грезы. Есенин. Моя жизнь). Этот признак указывает на древнюю историю концепта, сохранившего в своей структуре образы магического мышления.