П. Я. Черных отмечает еще один мотивирующий признак у грёзы: ‘то, что вызывает смятение, смущение, что волнует, пугает’. Этот признак восходит к лит. grežti «вертеть», «выкручивать», «сверлить», grožyti (← graižyti) «вращать», «выкручивать», graižus «скрученный», «согнутый», «искривленный» (Черных, I: 215), этот признак также сохранился в современном русском языке в разделенном виде: ‘волнение’, ‘смущение’ (Черных, I: 215). Образный признак ‘посетитель’ здесь также основан на метонимии — тот, кто вызывает волнение, смущение, пугает (его посетили странные/ пугающие грёзы). Еще В. И. Даль отметил у грёзы соответствующий категориальный признак ‘бред, игра воображения во сне, в горячке или наяву’ (Даль, I: 392), в современном русском языке функционирует его вариант — ‘болезнь’ (Опять недуг его сломил, И злые грезы посетили. Пушкин. Братья разбойники; Хотел снять больного слезы И удалить пустые грезы. Он видел пляски мертвецов, В тюрьму пришедших из лесов То слышал их ужасный шепот, То вдруг погони близкий топот, И дико взгляд его сверкал, Стояли волосы горою, И весь как лист он трепетал. Пушкин. Братья разбойники). Этот признак сопровождается только отрицательной оценкой (злые / пустые / пугающие грёзы).

В словаре П. Я. Черных встречается такой мотивирующий признак грёзы, как ‘ошибка’ (от др.-рус. съгрѣза: Черных, I: 215). Этот признак через метонимию был переосмыслен в образный признак грёзы ‘объект любви’ (И убегала, хохоча, Любя свою земную грезу. Гумилев. Осенняя песня). Последний признак также связан с категориальным признаком ‘тайна’ (Ты, томясь во мгле страстей, В тайне сердца любишь грезы, сны лесные в их пленительности. Бальмонт. Горькому; Есть великое счастье — познав, утаить; Одному любоваться на грезы Свои. Брюсов. И, покинув людей, я ушел в тишину...).