А ваша мама вас любила?

Командир поднимает столик, усаживается на место штурмана и окидывает взглядом приборную доску. Хотя управляться со штурманским хозяйством на практике ему почти не приходилось, все здесь знакомо и затруднений в обращении не вызывает. Первое — настроить радиокомпаса на Астрахань и Кизляр. С фиксированной настройкой возиться нет смысла — отнимает слишком много времени. Значит, плавная. Он устанавливает сначала на одном, потом на другом щитке необходимые диапазоны и подстраивает частоту. Надев наушники, включает телеграфный режим и прослушивает морзянку позывных: ти-ти… ти-ти-ти… ти…

Отлично. Теперь — локатор. Приподнять антенну, дальность — двести пятьдесят, режим «метео». Ого-го. Засветочки — дай Бог. Пол-экрана как корова языком слизнула. Не лишку ли даже для тебя, приятель? Ведь тут и мышь не проскользнет. А ну — масштаб сто двадцать пять… Останин едва сдерживается, чтоб не присвистнуть. Пожалуй, лишковато. Неведомый Бог явно грешит гигантоманией. К Иосифу бы Виссарионовичу тебя в напарники, а он, Останин, удовлетворился бы и меньшим. Вот так-то: попроси — тебе отвалят…

Он долго всматривается в бегущую линию разведки, хмурит брови. Засветки настолько мощные, что невольно вызывают спазм под ложечкой. И командир невольно думает, что, может, он напрасно понадеялся на фронт. Еще неизвестно, что лучше — вот этакая мерзость, истребители или террористы. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы представить, как обернутся дела, когда самолет влезет в эту мясорубку. Его мгновенно может вышвырнуть в стратосферу над грозовой наковальней, оставив без крыльев и оперения, или затянуть в шкваловый ворот и грохнуть о землю. Его может поразить разрядом. Его может…

Он склоняется к блистеру и смотрит вниз. Глухая накипь вдаль, до горизонта. Ну где ты, хоть одна сочувствующая, родственная душа? Отзовись, помоги!

Но выбора-то у тебя все равно нет.

Он сжимает зубы, устанавливает наклон антенны ноль и поднимается.

Он бросает взгляд в фюзеляж. Джафар, бортмеханик, второй пилот, Идрис. В том же порядке, в тех же позах — на сиденьях вдоль борта. Кавказцы поднимают на него ничего не выражающие взгляды и молчат. Бортмеханик ни на что не обращает внимания; глаза его уткнуты в пол, и его красноречивый нос опущен долу, как флаг разбитого полка. Второй пилот в упор и напряженно глядит на командира. Тот на мгновение задерживается у двери и сообщает безразличным, скучным тоном:

— Я понял. Минут через двадцать будем пересекать холодный фронт.

И так же скучно, безразлично отворачивается, проходя на свое место. Пристегивается и говорит Аслану: