Мой приезд пришелся на неблагоприятный момент. На одного из братьев короля упало подозрение в желании захватить власть. Опасаясь, как бы правитель силой или обманом не устранил его, тот бежал в Кусери. Вся страна пребывала в большом возбуждении. Население столицы, очень любившее принца, приняло его сторону и потребовало обеспечить его безопасность и призвать назад. Однако трусливый король боялся выполнить это требование в такой же степени, как и подавить насильственным путем это недвусмысленное волеизъявление своих подданных.

Едва мы расположились на постой, как из столицы прибыл человек, который, ссылаясь на поручение короля, высказал просьбу, чтобы я оставался в Вули, пока король после полудня торжественно не заедет за мной. После того как я понапрасну прождал (узнав, какие опасения вызывает моя безобидная персона в придворных кругах Логона), на закате, т. е. в то время, когда переезд в столицу в торжественном сопровождении был уже действительно невозможен, к нам наконец прибыли от короля два всадника в воинских доспехах. Они приветствовали меня и просили временно еще задержаться в Вули, пока на следующий день они сами не заедут за мной. Король, добавили они, все еще занят тем, чтобы собрать в столице как можно больше всадников для достойной встречи такого редкого и почетного гостя, как христианин-европеец. Я выразил готовность пойти на эту маленькую отсрочку, но заметил, что завтра я непременно должен быть в столице, хотя бы уже потому, что в Вули я даже на один день не смогу достать пропитания, необходимого для людей и лошадей своего многочисленного сопровождения. Впрочем, добавил я, вообще-то я простой смертный, не король и не принц, и не жду никаких торжеств в свою честь.

Когда на следующее утро (14 марта) эти господа прибыли снова, они воспользовались отсутствием чимы, на которого король возлагал надежду как на союзника, в качестве предлога, чтобы снова отложить мой въезд в столицу — Карнак. Они заявили, что их правитель сможет должным образом принять меня и оказать мне поддержку только после ознакомления с повелением своего сюзерена, которое передаст ему посланец кашеллы Билаля. Однако я не дал ввести себя в заблуждение. Обеспечив себе благосклонность одного из всадников (он был родом канури и зятем короля) с помощью скромного подарка, я заявил, что не могу дольше ждать, тем более что в своих передвижениях вообще не завишу от посланца кашеллы Билаля. Несмотря на все возражения, я остался при своем намерении въехать в город во второй половине этого же дня. После полуденного отдыха я нарядился как можно более достойным образом, надел тобу цвета цесарки, набросил на плечи свой изъеденный молью бурнус, закутал рот и нос лисамом и, надев большие синие очки, не позволил лицезреть даже свои глаза. Поскольку я был убежден, что король любым способом постарается расстроить мои планы (и так как он, очевидно, был труслив), то я при зрелом размышлении счел за лучшее произвести на него возможно большее впечатление и, нагнав на него еще больше страха перед моей опасной персоной, содействовать своей быстрейшей отправке из города.