Во всех этих сочинениях наблюдательность и литературный талант автора "Декамерона" проступают только изредка. Они сухи, напыщены, антикварны в худшем смысле этого слова, хотя и продиктованы искренним и восторженным преклонением перед античностью, свойственным Боккаччио уже с юности, но окрепшим и ставшим господствующим под влиянием Петрарки. Подобно учителю, он собирает и изучает латинских классиков, изучает греческий язык при помощи того же Леонтия Пилата, отрекается от своих юношеских, легкомысленных и простонародных сочинений.
Только одно из своих ранних увлечений сохраняет Боккаччио до самой смерти — преклонение перед Данте. Преклонение это даже растет к старости. Уже с начала пятидесятых годов Боккаччио становится одним из влиятельнейших граждан Флоренции, выполняет ответственные дипломатические поручения, направляется посланником к итальянским сеньерам, немецким князьям и авиньонским папам. Несмотря на стесненные материальные условия, совершает он также ряд путешествий личного характера. Последние годы своей жизни Боккаччио проводит во Флоренция или в своем имении Чертальдо, продолжая свои античные студии и занимаясь изучением "Божественной комедии", для публичных лекций о которой в одной из церквей города он приглашен коммуной. Плодом этого изучения явились последние итальянские произведения писателя: живая, несколько новеллистическая биография Данте (
Творчество третьего (после Данте и Петрарки) великого флорентийца пестро и разнообразно. Он не обладает ни литературным гением и неистовой мощью Алигиери, ни душевной смелостью и оригинальностью Петрарки, но, несмотря на это, творчество певца Фиаметты, особенно с исторической точки зрения, чрезвычайно важно. Итальянская струя этого творчества, находящая свое наиболее яркое выражение в "Декамероне", отражает победу той идеологии, с которой вел ожесточенную борьбу Данте, земной идеологии нового земного человека. Латинская же струя, проявляющаяся в произведениях литературно незначительных, говорит о том, что система ценностей, в творческих муках рождавшаяся в душе Петрарки, приобрела четкие очертания, стала общепонятной и общедоступной.
Действительно, в литературном творчестве современников и ближайших преемников Петрарки и Боккаччио мы с полной определенностью можем различить обе эти струи, чаще всего идущие параллельно и раздельно, иногда же прихотливо сплетающиеся. При этом важным и характерным является то, что официально господствующее положение, положение идеологии руководящих социальных слоев, занимает именно второе направление— латинское, ученое, нашему теперешнему восприятию чуждое и непонятное, а не направление жизнеутверждающее, яркое и народное, итальянское, остающееся в значительной мере достоянием народных масс. Именно в латинских произведениях Петрарки и Боккаччио, в сотнях страниц их торжественной, антикизирующей латыни, испещренных именами древних богов, героев и писателей, полных цитат из Цицерона, Тита Ливия, Виргилия и Овидия, рождалось то идеологически литературное направление, которое стало как бы знаменьем Возрождения, — рождался гуманизм.