Первое из известных и в то же время наиболее знаменитое его произведение — выполненная в 1406 г. гробница жены властителя Лукки, купца и банкира Паоло Гвиниджи, Илларии дель Карретто. В нем с некоторыми декоративными элементами готики своеобразно сочетается явная антикизирующая тенденция. Лежащая фигура покойной полна такой величавой грации, такого благородного достоинства, что произведение делла Кверча недаром стало одним из манифестов нового этапа в развитии искусства.
Впрочем, если в архитектуре и скульптуре победа этого стиля оказывается более или менее полной и повсеместной, то в живописи— искусстве, наиболее идеологически зависимом и наиболее связанном с церковью, даже во время деятельности Мазаччо, переход к новому этапу происходит значительно медленнее. Ряд художников, в первую очередь продолжающих искони шедшую своими путями сиенскую традицию, в основном развивают дальше принципы, характерные для XIV в., только осторожно и частично делая уступки новым вкусам.
Так, родившийся на 40 лет раньше Мазаччо, но умерший всего на 1 год позже него Джентиле да Фабриано (1340–1427),[456] умбриец по происхождению, работавший во многих городах Италии, в том числе и во Флоренции, в декоративном обрамлении своих чисто церковных произведений, в стройной грации фигур и условной схематичности одежд еще верен готическим традициям, но в живой человечности лиц и любовной передаче различных жизненных деталей, а также в оптимистической красочной гамме живописи выходит за пределы этих традиций. Его «Поклонение волхвов» в Уффици в готической, фестончатой раме полно красок и движения. К сидящей слева Мадонне с младенцем теснится заполняющая большую часть изображения толпа пешеходов и всадников. Их богатые парчовые одежды, золотые уборы и украшения блестят и переливаются на солнце, наполняют воздух звуками лающие собаки, рычащий леопард, ссорящиеся обезьянки, порхающие вокруг охотничьи соколы, а на фоне, на зеленых холмах — замки и города, другая процессия, бытовые сценки и поблескивающее среди скал море. Все живет и дышит, как бы стремясь вырваться за условную золотую раму, слиться с толпой, смотрящей на картину, передать ей ощущение радости жизни, столь, казалось бы, противоречащее и традиционно иконному сюжету, и феодальному готицизму отдельных деталей, и беспорядочной композиции произведения.
Близким к Джентиле по духу своего живописного творчества, но более внимательно всматривающимся в окружающую его действительность и более точно передающим ее отдельные, конкретные черты, в особенности в области портретной, был живописец и медальер Антонио ди Пуччо ди Черрето, прозванный по месту своего рождения (Пизе) Пизанелло (1395–1450), но работавший в Вероне, Венеции, Мантуе, Риме, Милане, Ферраре и Неаполе[457]. Его росписи, например «Святой Георгий и принцесса» в церкви св. Анастасии в Вероне, нарядны, праздничны; по средневековому многочисленные и плохо связанные воедино отдельные элементы их кажутся прямо выхваченными из окружающей художника жизни. Таковы собаки и баран на первом плане фрески, лошади и костюмы в центре композиции, город и виселица на фоне ее. Все вместе производит впечатление несколько пестрое, но в общем красивое и по-своему цельное.