Ладно, черт с ним, мысленно произнес Азаров, этот человек все равно не станет его активным сторонником, не перейдет на его сторону. А потому не так уж и важно, что он думает и чувствует. Пусть сам разбирается со своей совестью, если она у него все-таки есть.
139.
Таким Софья Георгиевна мужа не видела давно. Выпить он любил, но вот напиваться терпеть не мог. И всегда очень точно знал меру: мог быть слегка выпившим, но никогда пьяным. Но сейчас он был именно пьяным, а не выпившим.
Михаил Ратманов сидел в кресле и держал в руках почти пустую бутылку виски. На полу, у его ног разлилась лужа этого напитка, в которой лежали осколки разбившегося бокала. Но муж не обращал на это ровным счетом ни малейшего внимания. Она сразу поняла, почему: он смотрел вокруг себя абсолютно осоловевшим взглядом, в котором отсутствовал даже намек на человеческое сознание. То были глаза совершенно бессмысленного существа.
Несколько мгновений Софья Георгиевна молча наблюдала за этой картиной. Она не понимала, что могло случиться такого, что повергло мужа в столь ужасное состояние. Дети все живы и здоровы, все имущество цело, ничего страшного в доме не происходит. Не понятно!
Она взяла веник и совок и стала сметать осколки стекла. Затем пошла в туалет и там бросила их в мусорное ведро. Вернулась к мужу. Ей показалось, что сознание постепенно начинает возвращаться к нему.
Софья Георгиевна присела на корточки, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Мишенка, что произошло? — как можно мягче спросила она.
Сначала Ратманов посмотрел на нее непонимающим взором, затем он приобрел некоторую осознанность.
— Все кончилось, для меня все кончилось.
— Что кончилось? — Софья Георгиевна почувствовала беспокойство. Если муж такое говорит, то это серьезно. Такими словами на ветер он не бросается.
— Неужели не понятно: моя жизнь, моя карьера. — Он попытался пригубить из бутылки, но Софья Георгиевна вырвала ее из его рук.
— Почему ты так решил?
— Это не я решил, это он решил, — чуть не плача, проговорил Ратманов.
— Ты о ком?
Ратманов удивленно взглянул на жену.
— Как о ком! — изумился он. — Об этой твари Алексее, вестимо.
— Он-то причем? Что такого он сделал?
Изумление Ратманова усилилось.
— Ты не понимаешь?