К о ш а н с к и й. Дельвиг, это вы?

Д е л ь в и г. Я, Николай Федорович.

К о ш а н с к и й. А Пушкин ушел?

Д е л ь в и г. Ушел.

К о ш а н с к и й. Он приплясывал козлом и пел дурацкие куплеты. Непостижимо! Как может ветреник сочинять оды? Что за поэзия рождается? Где я? Перевернулся мир!

Д е л ь в и г. Если он еще и не перевернулся, то по всему видать, что скоро перевернется.

К о ш а н с к и й.

Нет, прочь стихи! Сделан приговор над судьбой моей! Умерла поэзия, которой поклонялся, умерла…

Закрыл лицо руками и, пошатываясь, побрел. Дельвиг, подбежав, взял его под руку.

Д е л ь в и г. Но почему же умерла? Николай Федорович, вам ли это говорить? Изрывши кладези молодых душ, вы подняли стогны нашего пламени, и вот оно вырывается наружу, сжигая мусор допотопных времен…

Ушли. Появляются, продолжая прогулку, Б а к у н и н а, И л л и ч е в с к и й, д в а  непроницаемых  г у с а р а.

И л л и ч е в с к и й (декламирует).