Б е л ы й. Чудовищно! В стихах о Прекрасной даме! Вы раздваиваетесь. Вижу ваш черный профиль. Это ваша тень. Она отделилась от вас и живет, неотступно следуя за вами и, по-видимому, действуя помимо вашей воли. Или на миг сознание покинуло вас?
Б л о к. О нет, я писал эти стихи сознательно, если вообще можно сознательно писать стихи. Наверное, нет?
Б е л ы й. А! Но бессознательное преступление страшней и ужасней, ибо значит, что оно гнездится в самой сущности человека.
Б л о к. Я согласен.
Б е л ы й. Тогда мой долг, хотя бы и вопреки торжеству ваших почитателей, для которых высокая страсть ненависти и любви не более чем ваш балаганчик, — тогда не только долг мой, но и честь моя ответить на вашу низкую измену одним словом: вызываю.
Б л о к
Б е л ы й. Мой секундант будет у вас сегодня вечером.
Б л о к. Хорошо.
Б е л ы й. Насмешки ваши ничтожны. Но я надеюсь, что вы отдаете себе отчет в том, что этот мой вызов отнюдь не продиктован отношениями личными?
Б л о к. К черту.
Б е л ы й. А, это вас бесит! Еще бы! Вам известно, что о н а, кидаясь от меня к вам, не зная, не понимая, кого же она любит и с кем ей быть — то любит меня, то любит вас, то любит меня «по-земному», а вас, как сестра, то наоборот, — издергав, издергав душу мою, в конце концов решилась остаться с вами, поломала, скрутила чувства свои и мои… не знаю уж, под чьим нажимом…
Б л о к. Не советую продолжать.
Б е л ы й. Вы хотите с торжеством бросить мне в лицо, что я не более как слепец? Я не слепец! Я несчастен и одинок, но я не слепец! У меня не клюквенный сок, а кровь, я не паяц и не арлекин с бубенцами, я человек, у которого кровоточит рана. Вам неведомо это, как, может, никогда неведомо будет тем ничтожествам, для коих вы станете божеством, а я посмешищем, но — слышите ли, через муки свои, подминая боль сердца, я скажу без всякой пощады для себя и для вас — вы назвали ее картонной невестой и были близки к истине, но она хуже, она — кукла!