Б л о к. Я не разрешаю вам так говорить о Любе.

Б е л ы й. О, я готов бы схватить вас в объятья! Ура! Уж то-то всемирные пигмейчики чувств вдосталь похихикают, но уже не надо мной, а над вами, над вами, над вами! Во что превратилась ваша Прекрасная дама? Не возникнет ли она в туманах трущоб и бульваров? В какие бездны проваливается она?

Б л о к. Милостивый государь, Борис Николаевич! Ваше юродство я прекращаю. А то, что вы позволили произнести, заставляет меня, откинув ваше мальчишество, вызвать вас, и это уже не мистический вздор.

Б е л ы й. Извольте. Мой адрес — Караванная, меблированные комнаты. Они вам известны. Я готов.

Опять отвернулись.

Б л о к. Не слишком ли много слов? Как я устал.

Б е л ы й. Жизнь летит. Все скорей, все скорей жизнь летит. Вот золотое кружево пены обливает меня ледяным холодом. Надо плыть дальше. Но как? Но куда? (И вдруг, сжавшись в комочек, как подкошенный, как-то бочком, падает.)

Б л о к (подбегая к нему). Что с тобой? Боря! Ты болен?

Б е л ы й. Оставь меня. Не вижу места на земле. Ничего не вижу. Ослеп!

Б л о к. Успокойся, успокойся.

Б е л ы й. Ах, боже мой, как я несчастен!

Б л о к. Вижу. Сейчас мы пойдем к нам. Мы уложим тебя в постель…

Б е л ы й. Что ты, что ты… Я обещал ей, что не появлюсь у вас никогда, не встречусь с ней никогда и никогда, никогда не напомню ей о себе…