– Я уже готовлюсь, – бодро сообщает мне мама однажды утром, – к рождению ребенка. Папа не желает иметь с ним ничего общего, понятно почему. Кроме того, ему нельзя рисковать, его могут заподозрить в связях.

– И как ты готовишься?

– Подбираю приют. В этом я хорошо разбираюсь, ведь я сама работаю в детском доме.

– Ты устроишь его туда?

Значит, я смогу видеть его каждый день. И никто ничего не узнает. Во мне снова просыпается надежда.

– Разумеется нет! – отчеканивает мама, глядя на меня решительно. – Мой дом для расово чистых детей. А твой ребенок будет… Одним словом, он не пройдет проверку.

– Но… тогда куда? – Слова застревают у меня в горле.

– Есть один еврейский сиротский приют в Берлине. Я связалась с ним, анонимно конечно. Там согласны взять ребенка в обмен на большой денежный взнос. – Она стискивает зубы. – За деньги они пойдут на что угодно, – цедит она, – но нам это сейчас как раз кстати. Рожать ты тоже будешь в Берлине, в специальном родильном доме. Я тебя уже записала. Нельзя, чтобы тебя в твоем положении здесь видели, и тем более я не хочу, чтобы роды принимали акушерки из местных.

– Но, мама, пожалуйста. Ты не можешь меня заставить против моей воли. Это мой ребенок.

– Еврей.

– Какая разница! Это ведь малыш. Пожалуйста…

В дверь гостиной стучат, и мама поднимает палец к губам, призывая меня к молчанию. Я закрываю рот, и в комнату просовывается голова Веры.

– Пришел Томас, спрашивает фройляйн Герту, – объявляет она.

Я выдыхаю, сбрасывая накопившееся напряжение.

– Вера, скажи ему, что я уже иду, – умудряюсь спокойно произнести я. – Спасибо.

Мама спрашивает Веру еще о чем-то, та отвечает, но я уже не слушаю их. Думаю о своем малыше, о еврейском сиротском приюте, стараюсь не заплакать. Некоторое время я сижу, собираясь с силами, чтобы спуститься в прихожую.

Едва увидев меня, Томас расцветает улыбкой:

– Чем бы ты хотела заняться сегодня, милая? Может быть, погуляем? Ты все взаперти да взаперти, надо же иногда и на солнышко выходить, а то станешь бледной и вялой, как некоторые. А ты нужна мне не такой, ты нужна мне бодрой и энергичной, как прежде.

– Ладно, идем, – говорю я и надеваю уличные туфли.