С другой стороны, есть и философия тучного писателя в мятой детской курточке из «Золотого теленка»: «Ведь если тексты существуют, то должен же кто-нибудь их читать и обсуждать?»

Впрочем, кому как, а у меня уже от количества принятой вовнутрь «яхинки» изжога и головокружение.

Заготовка

Заготовка

О военной прозе Гузель Яхиной. Рассказ «Винтовка», журнал «Октябрь», № 5, 2015

Жена сказала, что сегодня ночью я сначала страшно кричал во сне, потом тихо плакал и кого-то о чем-то умолял.

Редко вижу кошмары и еще реже их запоминаю. Но этот….

Приснилось, что я журналист и беру интервью не у кого-то там, а у самой Гузель Яхиной. Она, между прочим, оказалась во сне очень приятной женщиной. Сидим мы с ней, значит, в кафе. Беседуем об искусстве – современное кино, большая литература, критики-завистники, неправильный и неблагодарный народ, ну и все прочее актуальное. Журналистский долг возьми да и заставь меня спросить Гузель про ее дальнейшие творческие планы.

А она отпивает кофе из маленькой чашки, смотрит на меня добрыми глазами и говорит:

– Про татарскую беду и тяжелую женскую долю я уже написала…

Киваю. Как же, как же! Читали-с.

– Про эльфийские тяготы жизни поволжских немцев я уже написала…

Снова киваю, но почему-то настораживаюсь при слове «немцы». Это я в жизни увалень и простофиля, а во сне у меня и суперспособности, и интуиция – все как надо.

– А вот про войну… – ставит Гузель чашечку на стол. – Про нее у нас написано мало. Про нелегкую женскую долю на войне.

Я холодею и осторожно уточняю:

– На какой войне? Про какую войну вы?

Тут Гузель Шамилевна вдруг подмигивает и почему-то голосом Чулпан Хаматовой сообщает:

– Известно, про какую. Про Великую Отечественную!

И вот тогда я начал кричать. Сначала просто громко, а потом упал на колени, заполз под столик и все пытался обхватить писательницу за ноги. Плакал, ныл и умолял про что-нибудь про другое писать – да хоть про реактор, или про любимый лунный трактор… Только не про войну. Ну или про другую какую войну… Вот хоть половцев с печенегами…