Поэтому подведу итоги и я, пожалуй. Но для начала напомню читателю высказывания В. Березина о критике, несогласной с восхвалитикой: «…целевой аудиторией паровой машины имени Даниила Хармса становятся не-читатели»; а также, как бы это помягче выразиться, диатрибы О. Погодиной-Кузминой: «Акушерка и кухарка, сидя на <censored>, дают советы сетевым <censored>, не читающим вообще ничего!». Выражения разные, ресурсы разные, интонации разные, даже пол критиков разный – а суть одна.

Суть подобных заявлений в том, что мы, плебс, никогда и ничего в искусстве не понимаем. Почему? Профессией не вышли. И даже если вышли – все равно, видите ли, получали свои дипломы о «ведческом» образовании не там, где небожителям удобно, чтобы мы получали образование. Ведь горничная Адель, если припомнить либретто, была чрезвычайно взыскательна… одну ночь, проведенную на балу-маскараде у графа Орловского. Надо же было наглядно показать всем, что она не прислуга, а подымай выше! Главное хозяина на балу не встретить. А то как скажет: «Баронесса, пошла вон!» – и пойдешь.

Как же синдром Адели отражается на критике, спрошу я вас? Отражается ли он на стороне, которую выбирает Адель во внезапно обозначившейся «интифаде премиальной литературы» (по выражению критика О. Демидова, о чьем вернопреданном служении писателю З. Прилепину я тоже писала)? Для меня, признаться, не имеет значения, поддерживают ли мнимые аристократы духа, прямые потомки бездетных поэтов Серебряного века, мою точку зрения или противоположную. Мне важнее то, что их мнение литературы не касается вовсе. Это отнюдь не оценка текста, а всего лишь оценка «нужных дружб и прибытка в деньгах», за которые так беспокоится Мильчин.

Каковую особенность своего мировосприятия Адели не очень умело скрывают, при всяком удобном случае повторяя: эти «люди снизу» так тупы, так безграмотны, так «малоначитанны», что дай им волю, они мгновенно скатятся к каменному веку. И лишь мнение экспертов, одобренных теми, кого эксперты выберут «среди себя» обеспечит нам, невежественным и несмышленым, хоть малую надежду на… а, собственно, на что? На интеллектуальную деятельность? На причастность к культуре? Ведь за благие намерения барину-просветителю многое простить можно.

Как бы не так. Что и подтверждает Сергей Морозов, упоминая ответ Е. Вежлян на статью А. Кузьменкова о «речекряке», то есть нелепом, запутанном, перегруженном терминами языке современной критики. На круглом столе «барыни-просветительницы» решили: «Надо писать сложно, еще сложнее, так сложно, как только получается, читатель должен читать статью со словарем». То есть что-либо разъяснять нам, убогим, никто не собирается. Рылом, то есть происхождением не вышли.