– Почему?

– Брикманы здесь, и шериф Ворфорд с ними.

Эмми сидела по-турецки и смотрела, как Альберт готовит. Я услышал, как у нее перехватило дыхание. Моз сидел с другой стороны от огня, отдельно от нас, как теперь делал всегда, когда находился в нашей компании. Он сидел, сгорбившись, и задумчиво смотрел в огонь, но при упоминании Брикманов выпрямился и напрягся.

Форрест спокойно сказал:

– Кажется, я слышу, как река снова зовет вас.

Альберт залил костер, и мы в мрачном молчании съели почти сырые бифштексы с белым хлебом. Не знаю, как остальные, но я начал верить, что мы оторвались от Брикманов или хотя бы их гнев поутих и они вернулись в Линкольнскую школу, довольные тем, что возобновят свой террор над теми, кто остался в интернате. Сейчас, сидя в темноте вокруг потухшего костра, я боялся, что мы никогда от них не освободимся, что нет такого места, куда они не последовали бы за нами.

– Спускаемся на воду, как только рассветет, – сказал Альберт. – Не успеет никто дернуться, как мы будем уже далеко. – Потом он сказал такое, что поразило меня словно удар: – Моз, ты с нами?

Я плохо видел лицо Моза в темноте, но видел его руки, когда он поднял их и показал: «Не знаю».

Той ночью я плохо спал. Не из-за своей обычной бессонницы. А из-за того, что мир, который я знал, рушился. Я встал и пошел к воде, сел на большой валун и стал смотреть на две связанные звезды, Мэйбет и мою, которые всегда указывают на север. Именно туда нас понесет река. Луна еще не взошла, и река была темным потоком. Когда-то я считал, что она несет с собой обещание свободы, теперь мне казалось, что она приносит только разочарования.

Потом мне в голову пришла мысль такая черная, что я ощутил ее горечь во рту. Зачем мы вообще убежали из Линкольнской школы? Жизнь там была тяжелой, конечно, но по-своему предсказуемой. Там нас не разыскивала полиция. Брикманы были демонами, но я знал, как с ними справляться. Альберт и Моз почти закончили обучение и дальше вольны были выбирать свою жизнь, а что до меня, то я бы сумел пережить оставшиеся годы. Здесь, на реке, ни в чем нельзя быть уверенным – ни в чем, кроме того, что Брикманы и полиция будут охотиться на нас, пока не поймают. Я был уверен, что ночь в тихой комнате – цветочки по сравнению с тем, что ждало нас впереди.

Мы проснулись в серых предрассветных сумерках и тихо погрузили каноэ. Моз помогал, однако ничем не давал понять, поплывет ли дальше с нами. Я боялся его ответа, поэтому не спрашивал. Наконец Эмми подняла эту тему.

– Пожалуйста, плывем, Амдача, – сказала она, назвав его именем сиу. – Мы семья.