Я остался в полном одиночестве. Несколько минут я стоял там, где совсем недавно были жизнь, песня, смех, аромат горячей еды, семейное тепло и Мэйбет. А теперь не осталось ничего. Только всепоглощающая пустота.

Я ушел и по сей день не помню, куда несли меня ноги. Только после полудня я вернулся в лагерь среди тополей, где оставил Альберта, Эмми и Форреста. К моему удивлению, Моз был с ними.

Но это был не прежний Моз. Прежний Моз был перышком на ветру, и куда бы ни занесли его обстоятельства, сердце у него всегда оставалось светлым, а настроение танцующим. От Моза, который сейчас сидел сам по себе, в стороне от остальных, исходила угрожающая тьма, а в глазах, наблюдающих за моим возвращением, отражалось страдание.

– Голодный? – спросил Форрест.

Он словно не замечал грозовой тучи в виде Моза. Он бросил мне яблоко и кусок сыра из наших сокращающихся запасов.

– Норман, передай Баку флягу, чтобы он промочил горло.

Я сел рядом с Эмми, и ее обеспокоенное личико сказало все. Она посмотрела на меня, едва заметно кивнула в сторону Моза и непонимающе пожала плечами. Альберт делал вид, что поглощен каким-то металлическим котелком, состоявшим из двух частей с ручкой на шарнире.

– Что это? – спросил я.

– Походный котелок. Купил вчера – когда у нас еще были деньги – в магазине в Северном Манкейто, чтобы больше не приходилось готовить в старых консервных банках.

Он соединил две металлические детали, повернул ручку над ними, закрепил и показал мне.

– Тоже мне, – сказал я.

– По крайней мере, когда я потратил наши деньги, то это было для нас.

– Бабушка-бабушка, какое у тебя большое сердце.

– Это чтобы лучше заботиться обо всех нас.

– Я сам могу о себе позаботиться.

– Хорошо. А Эмми?

– Я в порядке, – сказала она.

– Потому что у тебя есть мы, – сказал Альберт.

Он злился на меня, но в своем гневе сорвался на Эмми, и ее личико погрустнело.

В землю между мной и Альбертом врезался камень, брошенный с такой силой, что отскочил под деревья. Мы подняли головы. Моз вскочил на ноги, его глаза метали молнии, а тело напряглось, будто он был готов броситься с кулаками нанас обоих.