– Ты не владеешь рекой, Тру, – напомнил ему Кэл.
– Иногда такое чувство. – Он положил руку на плечо моему брату. – Вот увидишь, Норман. – Потом он улыбнулся мне. – Тебе тоже найдем какое-нибудь занятие, Бак.
Я посмотрел на брата, на его покрасневшие глаза, бледное лицо, на то, как он кивал, словно глупый слуга, всему, что слышал, и в тот момент я ненавидел Трумэна Уотерса – человека, который украл у меня брата.
Днем я решил отправить письмо Мэйбет, но сначала зашел на причал, где стоял «Сквозь огонь и воду». Оказавшись на палубе буксира, я заметил в рубке Моза и Кэла. Из открытой двери машинного отделения раздавались лязг металла и голоса Альберта и Трумэна Уотерса. На палубе лежали детали двигателя, некоторые чистые и блестящие, другие все еще покрытые смазкой. Они напоминали мне внутренности забитого животного, гниющие под жарким июльским солнцем.
– Кэл! – крикнул Тру. – Принеси нам поршневой стержень правого борта.
Но Кэл в рубке не слышал.
– Кэл! – снова крикнул Тру. Когда ответа не последовало, он громко выругался и вышел из машинного отделения на палубу. Заметив меня, он, к моему удивлению, улыбнулся, словно был рад меня видеть.
– Привет, Бак. Пришел помочь?
– Только посмотреть.
– Что ж, заходи смотри.
Он поманил меня грязной от смазки рукой.
В тесном машинном отделении располагалась огромная установка, сердце буксира, и длинная цистерна питательной воды, от которой расходилась сеть стержней, поршней, цилиндров и насосов. Альберт лежал на спине, глядя на эту стальную паутину, покрытый смазкой, с большим разводным ключом в руках и самой широкой и счастливой улыбкой, какую я когда-либо видел. Мне стало ясно, что это его стихия, мир механизмов. Испытание змеиным укусом потрясло его, и он казался потерянным, но я понял, что в утробе этого буксира он вновь нашел себя. Я хотел быть счастливым за него, но мое сердитое сердце возвело стены. Он так увлекся работой, что даже не заметил меня.
Я сошел с «Огня» и пошел на сводчатый мост, но остановился на середине, рассматривая Миссисипи, которая была грязно-коричневой в послеполуденном солнце. К западу от моста лежал большой остров Хэрриет, на общественном пляже острова стояла большая купальня, но ни одного купальщика не было видно. Миссисипи в те дни превратилась в настоящую канализацию, и хотя со временем город научится лучше распоряжаться этим драгоценным ресурсом, в 1932 году даже самый храбрый человек не решился бы купаться в реке.
Я смотрел на высокий холм, откуда красивые дома взирали на нищету Низины, и думал, почему Фло и Герти, Тру и Кэла, Джона Келли и остальных устраивает такая жизнь.