Что они думают о нас.

Она смеялась. Их разглядывали – и у того дома, и у этого. Они не такие, как мы. Они приехали сюда, зачем они приехали сюда. Чтобы на них пялились. Комната наполняется жаром, и от стола исходит свет, желтый, зеленый. Они откуда-то приехали, из какого-то места, которого больше нет. Они не могут вернуться назад, на них смотрят там и смотрят тут.

Что они думают о нас.

Что они думают о нас. Она смеялась и смеялась, пока не издала странный звук, и все посмотрели на нее, и те, снаружи, которые родились здесь, посмотрели на нее и спросили, почему ты здесь, посмотри на себя, посмотри на своих детей и… Где-то там был брат Мафуз, и на него тоже пялились и спрашивали, зачем он здесь. Но никто, никогда… Они видят разницу и понимают: они не хотят становиться частью этого. Она все смеялась, и смеялась, и смеялась.

3

Поздно вечером она заговорила с Шарифом. Она уже легла, а он мылся в ванной, прилегающей к спальне, не закрыв дверь.

– Не знаю, что со мной стряслось, – сказала она.

– Устала, – ответил он. – Так бывает.

Те пятнадцать минут за столом он размышлял в одиночестве. Он больше никогда не заикнется об этом. Он спросил, что о них думают, и получил в ответ смех: так смеется тот, кому приставили нож к горлу. Так смеялся Анисул, когда, обернувшись, понял, что ему осталось жить пару секунд. Он был уверен в этом.

В следующую среду он выехал на парковку с одной мыслью. Детишки из Гауэра были уже там. Шариф притворился смущенным. Иначе мальчишки не стали бы кричать.

– Вот он, гребаный паки! – заорал один. Интересно, это всегда один и тот же? – Глядите, паки! Гребаный паки в рубашке и галстуке. Гляньте на маленького паки!

Шариф обернулся, стараясь сохранять добродушное выражение лица. Дети стояли там же, где и раньше, не двигаясь, не дрогнув. Они имеют право на эту землю: вот что читалось в их позах. Прежде он их не рассматривал так близко. Их было семеро. Тот, который, как ему казалось, и кричал, оказался низкорослым, с резкими чертами, темными волосами, топорщившимися на затылке, и очень светлой кожей. На них были шорты и футболки, у пары ребят на голенях красовались вязаные штуки, которые здесь называют гетрами.

– Вы зовете меня паки? – спросил он.

– Паки пришел! – заорал мальчишка с деланым злорадством. Остальные не спешили поддакивать.

– Ты зовешь меня паки? – снова спросил Шариф. – Я – не паки. Совершенно точно не паки. Если уж тебе надо меня как-то обозвать, то я – бенги.

– Ты – паки, – ответил мальчишка. Он уже не кричал, но говорил с насмешливым презрением, глядя на Шарифа с другой стороны забора. – Глянь на свой костюм и галстук!