Советская литература двадцатых годов конечно же, была вовлечена в языковую революцию. Какое-то время казалось, что все классовые барьеры в языке рухнули: коллоквиализмы, диалектизмы, жаргонизмы и просто бесшабашная словесная мешанина выплеснулись на литературные страницы <…>. Не было, к несчастью, человека, мощью и гением равного Пушкину, который столетием раньше совлодал с быстрыми переменами в языке и вывел его на новый уровень. Но даже если бы такой человек нашелся, никто в этом гигантском социальном перевороте не заметил бы его усилий, новым языком пользовались, как правило, писатели без стилистического чутья и слуха (исключение составляли в основном поэты футуристы), сочинения их грешили грубыми стилистическими ошибками. Горький приходил в ярость от неправильного употребления литературного языка, которым сам овладел ценой невероятных усилий и который так сильно любил. Собственные его представления о правильном использовании русского литературного языка кажутся порой наивными, если судить о них с позиции опытного филолога и критика, но мыслил он, безусловно, в правильном направлении. Да и владел языком мастерски, не в пример тем, кто наводнял литературу неудобочитаемыми диалектизмами и жаргонизмами. Горький без стеснения использовал свой авторитет для защиты литературного языка [УАЙЛ (II). С. 105], [WEIL. Р. 117–120]

Советская литература двадцатых годов конечно же, была вовлечена в языковую революцию. Какое-то время казалось, что все классовые барьеры в языке рухнули: коллоквиализмы, диалектизмы, жаргонизмы и просто бесшабашная словесная мешанина выплеснулись на литературные страницы <…>. Не было, к несчастью, человека, мощью и гением равного Пушкину, который столетием раньше совлодал с быстрыми переменами в языке и вывел его на новый уровень. Но даже если бы такой человек нашелся, никто в этом гигантском социальном перевороте не заметил бы его усилий, новым языком пользовались, как правило, писатели без стилистического чутья и слуха (исключение составляли в основном поэты футуристы), сочинения их грешили грубыми стилистическими ошибками. Горький приходил в ярость от неправильного употребления литературного языка, которым сам овладел ценой невероятных усилий и который так сильно любил. Собственные его представления о правильном использовании русского литературного языка кажутся порой наивными, если судить о них с позиции опытного филолога и критика, но мыслил он, безусловно, в правильном направлении. Да и владел языком мастерски, не в пример тем, кто наводнял литературу неудобочитаемыми диалектизмами и жаргонизмами. Горький без стеснения использовал свой авторитет для защиты литературного языка [УАЙЛ (II). С. 105], [WEIL. Р. 117–120]