Добавим к этому, что среди встречавших Горького находились, такой аторитетный старый борец с царизмом («дедушка русской революции»), как Николай Чайковский — добрый знакомый Марка Твена, в те годы видный деятель партии эсеров, а также крестник Горького, которого он считал также и приемным сыном, Зиновий Пешков. Последний затем стал исполнять при Горьком роль секретаря и переводчика, т. к. Андреева и Буренин владели только французским и немецким языками. Горький писал на родину:
Встретили меня очень торжественно и шумно, в течение 48 часов весь Нью Ёрк был наполнен различными статьями обо мне и цели моего приезда [ГОРЬКИЙ (II). Т. 5. С. 179].
Встретили меня очень торжественно и шумно, в течение 48 часов весь Нью Ёрк был наполнен различными статьями обо мне и цели моего приезда [ГОРЬКИЙ (II). Т. 5. С. 179].
Из воспоминаний Н. Буренина следует, что:
Мария Федоровна, предвидя посетителей, настояла, чтобы Горькому, самой Марии Федоровне и мне были отведены отдельные номера с помещениями для приемов. Ее предположения на другой же день оправдались. Не только в наших комнатах, но и в вестибюле отеля нельзя было протолкаться. Главным образом одолевали репортеры газет и журналов и огромное количество русских эмигрантов. Телефон звонил непрерывно, подростки негритята в своих коричневых мундир-чиках с золотыми позументами приносили целыми пачками телеграммы и визитные карточки, в которых очень трудно было разобраться. Все хотели лично видеть Горького и с ним говорить. На Марию Федоровну легла тяжелая обязанность переводчицы при разговорах с Горьким. Я удивлялся и восхищался точности переводов и общим внушительным тоном ее ответов американцам. <…> Так продолжалось это дня два или три [БУРЕНИН Н. Е.].
Мария Федоровна, предвидя посетителей, настояла, чтобы Горькому, самой Марии Федоровне и мне были отведены отдельные номера с помещениями для приемов. Ее предположения на другой же день оправдались. Не только в наших комнатах, но и в вестибюле отеля нельзя было протолкаться. Главным образом одолевали репортеры газет и журналов и огромное количество русских эмигрантов. Телефон звонил непрерывно, подростки негритята в своих коричневых мундир-чиках с золотыми позументами приносили целыми пачками телеграммы и визитные карточки, в которых очень трудно было разобраться. Все хотели лично видеть Горького и с ним говорить. На Марию Федоровну легла тяжелая обязанность переводчицы при разговорах с Горьким. Я удивлялся и восхищался точности переводов и общим внушительным тоном ее ответов американцам. <…> Так продолжалось это дня два или три [БУРЕНИН Н. Е.].